Черные боги, красные сны - [26]

Так она стояла, наверно, с минуту, не решаясь войти туда, где обитало столь чуждое существо, еще не вполне сознавая, как постепенно завладевает ею чья-то молчаливая воля. И постепенно до нее дошло, что все линии, все углы этого едва различимого здания были устремлены к идолу, даже мост через озеро изогнулся дугой по направлению к этой статуе. И арки, соединяющие колонны, и даже звезды в озере, как и в небе,— все было сгруппировано вокруг идола, который был как бы центром всего мироздания. Каждая линия, каждый изгиб в этом тусклом мире имели смысл только по отношению к сидевшему на корточках истукану с закрытым глазом и приоткрытым в ожидании ртом, напротив которого стояла Джирел.

Казалось, все вокруг существовало лишь благодаря этому идолу, все вокруг было устремлено к нему — сходное чувство овладело и Джирел. Она нерешительно, сама не сознавая, что делает, сделала шаг вперед. Именно этого и ждала закравшаяся в ее душу чужая воля. Стремительный вихрь подхватил Джирел и потащил к статуе. Она не могла больше противиться чуждой воле: понимая, что делает что-то непоправимое, она медленно пошла к статуе. Какой-то частью сознания, оставшейся свободной, она понимала, что ее охватывает безумие, что ею овладела слепая, непреодолимая сила, которой подчиняется в этом мире каждый атом. Вместе со звездами, которые кружились вокруг нее как в водовороте, она подошла к идолу. Ее меч, о котором она совсем забыла, словно в обряде посвящения в рыцари, коснулся его плеча. Она запрокинула свою рыжеволосую голову и, как завороженная, коснулась губами протянутых губ.

Это было как сон, кошмарный сон. Джирел ответила на поцелуй идола, она почувствовала, как ледяные губы шевельнулись под ее губами. Женщина, по жилам которой текла горячая кровь, слилась в поцелуе с каменным истуканом, их губы соединились, и что-то холодное и страшное, совершенно чуждое ее естеству, проникло в душу Джирел. Душа ее содрогнулась под давлением ледяного груза пустоты, похожей на пузырь, наполненный чем-то жутким и неведомым. И в той крохотной частичке души, которая избежала соприкосновения со зловещим неведомым, поселилась страшная тяжесть. Это было похоже на угрызения совести или отчаяние, только гораздо холоднее и необычнее — в нем таилось предчувствие ужаса, как если бы этот груз представлял собой яйцо, из которого может вылупиться нечто столь жуткое, что и подумать страшно.

Поцелуй длился не долее одного мгновения, но Джирел он показался бесконечным. Сквозь забытье она почувствовала, как наконец чужая непреклонная воля оставила ее в покое. Как в бреду, она сняла руки с плеч истукана и тупо уставилась на меч, который показался ей вдруг таким тяжелым, что она чуть его не выронила. Наконец туман в ее голове начал рассеиваться. Она пришла в себя и поняла, что совершенно без сил, с опущенной головой стоит перед слепым идолом, лицо которого искажено экстазом. Мертвый груз тяготил ее душу, как невыплаканная скорбь. Было в этом новом для Джирел состоянии холодное предчувствие чего-то столь страшного, что словами не передать.

Как только к ней полностью вернулось сознание, холодный ужас пронзил все ее существо. Все вокруг вселяло этот ужас: и этот истукан, и погруженный во мрак храм, и сияющее ледяным светом озеро, и весь этот огромный, мрачный, жуткий мир. Ей отчаянно захотелось поскорее оказаться снова дома. И бешеная ненависть, и грубое прикосновение губ Гийома к ее губам, и его надменная улыбка — все это были пустяки по сравнению с тем, что она пережила здесь. Вдруг она поняла, что бежит, сама не,зная, куда и зачем. Ноги ее, как едва касающиеся воды легкие крылья чайки, в мгновение ока перенесли ее через темный мост. Мелькнула и исчезла звездная пустота озера, и Джирел ступила на твердую землю. Вот она увидела далеко в темных лугах огромный столп света и за ним склон холма, вздымавшийся на фоне звездного неба. А она все продолжала свой безумный бег.

Джирел бежала, и ужас гнался за ней по пятам, и злые демоны завывали в ветре, поднятом ее немыслимо быстрым движением,— она буквально летела, желая как можно скорей оказаться дома. Тело ее вдруг стало совершенно чужим, отяжелевшим от гнета непостижимого чувства обреченности, и она бежала, будто желая избавиться от него, оставить его в этих мрачных местах. Вот она пронеслась над долиной, и какие-то бледные твари испуганно разбежались от нее в разные стороны. Холодный ужас гнал ее — вот уже и луга, поросшие жесткой, колючей травой, позади. Быстрее пугливой лани мчалась она и благодарила Создателя за то, что в этом мире такая слабая сила тяготения, и жуткий страх клокотал в ее горле. Тяжелый камень лежал у нее на душе, он сковал все ее чувства, кроме ужаса, она даже плакать не могла. Она бежала, чтобы спастись от кошмара, но он преследовал ее по пятам, он не отпускал ее, он поселился в ней. И понимание того, что она несет в себе нечто такое, о чем и подумать страшно, все росло.

Долго она летела над травой, не чувствуя усталости, словно к ногам ее были приделаны крылья, и ее рыжие волосы развевались на ветру. Через некоторое время страх оставил ее, но предчувствие неминуемой беды по-прежнему угнетало. Почему-то она знала, что слезы принесли бы ей облегчение, но слезы замерзли в холодной тьме ее души, словно превратившись в глыбу серого льда.