Черные боги, красные сны - [28]

Наконец подъем завершился и ее онемевшие пальцы ухватились за камни верхнего отверстия, лежащие ниже уровня пола самого глубокого подземелья крепости Джори. Она кое-как вылезла из шахты, оглянулась по сторонам и легла на холодный пол. Так она лежала некоторое время в полной темноте, пока наконец туман в ее голове не рассеялся и головокружение не прекратилось; остался лишь груз, тяготивший ее душу. Когда темнота перестала вращаться перед ее глазами и пол приобрел устойчивость, она в каком-то отупении поднялась на ноги и задвинула люк на место; пальцы ее задрожали, прикоснувшись к холодному, гладкому кольцу, которое никогда не грели лучи солнца.

Покончив с этим, Джирел подняла голову и увидела, что сумрак рассеялся: свет лился из отверстия в стене, там, где она вынула камни. О, как давно это было, казалось, прошли годы. После долгого странствия во тьме свет больно слепил глаза. Привыкая, она постояла несколько минут, слегка покачиваясь и закрывая рукой глаза, а потом пошла на свет факела, который, она не сомневалась, был зажжен специально для нее. Отец Гервас, конечно же, с нетерпением ждал ее возвращения. Даже он не посмел последовать за ней к шахте через дыру в стене.

Она понимала: то, что ей удалось благополучно вернуться домой, к людям,— настоящее чудо, и она должна безмерно радоваться удаче. Но гнет продолжал сковывать ее душу, предвещая неминуемое горе.

Джирел пролезла сквозь отверстие в каменной кладке. Она с усмешкой вспомнила, как специально сделала эту дыру пошире, на случай если на обратном пути ей придется улепетывать от какого-нибудь кошмара. Но как убежать от того ужаса, который она несла в себе? Даже сердце, казалось, билось теперь медленнее, то и дело спотыкаясь, как выдохшийся бегун.

Едва переставляя ноги, Джирел вышла на свет факелов; губы ее были искусаны до крови, а покрытые одними лишь наголенниками ноги и лезвие меча пропахли трупами отвратительных тварей, которые набросились на нее у входа в пещеру. Из-под всклокоченных волос мрачно сверкали глаза. Ледяной, безжизненный взгляд, казалось, был направлен куда-то вовнутрь, как у человека, видевшего нечто такое, что другим видеть не суждено. Яркая, броская красота Джирел поблекла и потускнела, как и лезвие ее меча. Отец Гервас, взглянув Джирел в глаза, содрогнулся и перекрестился.

V

Странная компания поджидала ее: изнывающий от беспокойства священник с мрачным лицом, Гийом, высокий и надменный, в свете живого огня казавшийся особенно привлекательным, и группа воинов в доспехах, державшие в руках угасавшие факелы и тревожно переминавшиеся с ноги на ногу. Как только Джирел увидела Гийома, огонь, вспыхнувший в ее глазах, на мгновение заслонил собой тот кошмар, который прятался в глубине ее взгляда, ее изможденное сердце запрыгало, как пришпоренная лошадь, и кровь бешено забилась в венах. Гийом, величественный в своих доспехах, опираясь на меч, свысока презрительно смотрел на нее, его темная бородка воинственно топорщилась. Тот самый Гийом, на милость которого сдалась крепость Джори... Гийом... Джирел казалось, будто во всем мире нет груза тяжелее того, который она несла в своей душе. Ей хотелось согнуть колени и спину под тяжестью этого груза, сердце ее трепетало, едва вынося эту тяжесть. Казалось, еще секунда, и она не выдержит ее и рухнет и земля под ней прогнется, а она исчезнет, сгинет навеки в промозглых, мрачных местах, которые ей удалось увидеть в потустороннем мраке. Но перед ней стоял Гийом, на лице его играла беспощадная улыбка, и она ненавидела его всей душой... что ж, придется взять себя в руки. Она должна выдержать — чего бы это ей ни стоило. Джирел догадывалась: еще чуть-чуть, и эта ноша сломит ее, ибо оружие это оказалось обоюдоострым и непременно должно было поразить своего носителя, если тот замешкается. В голове ее сгущался туман, предвещая начало конца. Неимоверным усилием воли она заставила себя подойти к Гийому. С трудом переставляя непослушные ноги, то и дело оступаясь, Джирел подошла к своему заклятому врагу и подняла руки, чтобы обнять его. Меч ее с грохотом выпал из ослабевшей руки.

Гийом подхватил ее сильными, жесткими руками, и до нее донесся его ликующий, невыносимый смех. Он наклонил к ней голову, чтобы сорвать поцелуй с ее губ, которые она сама ему подставила. Должно быть, он заметил, перед тем как их губы слились, дикий блеск победы в ее глазах. Взгляд этот его удивил, но не остановил, туг же его губы с силой впились в ее губы.

О, это был долгий поцелуй. Джирел почувствовала, как тело Гийома словно застыло, окаменело. Губы его похолодели, а тяготившая ее ноша постепенно становилась все легче и легче и вскоре окончательно исчезла, полностью освободив ее помутившееся сознание. Жизненные силы мощной струей наполнили ее тело, и весь мир для нее ожил и засиял всеми своими красками. Джирел освободилась из ослабевших объятий Гийома и отступила назад, не сводя ликующих глаз с его лица.

Она видела, как со щек его сбежал румянец, а изрезанное шрамами лицо окаменело. Одни лишь глаза еще горели жизнью, и в них читалось невыносимое страдание и понимание того, что произошло. О, как она была рада! Ведь ей так хотелось, чтобы он узнал, во что ему обойдется поцелуй хозяйки Джори. Джирел усмехнулась, глядя в его страдальческие глаза. Она увидела, как что-то холодное и чуждое проникло в него и всю его душу охватила неведомая боль, которую до него вряд ли кому из людей доводилось испытывать. Ей-то хорошо было известно, что это такое, какая боль сверкает в этих прекрасных глазах, боль, неведомая ни телу, ни душе человеческой. Непреодолимое отчаяние сковало его, как кандалами. Лишь существам, обитающим в серой пустоте преисподней, подобные муки привычны, земному же человеку переносить их не по силам. Даже Джирел содрогнулась, видя, какое страшное, холодное уныние поселилось в его глазах. Она смотрела на него и думала о том, как много на свете еще чувств, страхов и радостей, недоступных человеческому пониманию, и что многим суждено испытать их и жить дальше. Она мрачно наблюдала, как неведомые муки захватили его целиком и все тело его содрогнулось от этого немыслимого груза.