Черные бароны, или Мы служили при Чепичке - [145]

— Парни! — кричал старшина Блажек, сам одетый в хорошо сидящий тёмно–серый костюм, — С офицерами не драться, иначе всё пропало. Через неделю едем домой, ни к чему рисковать по мелочи.

Эти уговоры были, в общем, излишни. Солдаты, избавившись от формы, словно скинули волчьи, или скорее даже свиные шкуры, и преобразились в элегантных молодых людей, умеющих следить за собой. Некоторые шли к девушкам, некоторые направлялись в рестораны или просто в пивные, но к их поведению нельзя было предъявить никаких замечаний.

В гарнизоне не переставали удивляться. Ещё несколько дней назад патрули ловили на улицах представителей стройбата, систематически нарушающих общественный порядок, а теперь — тишь да гладь. Несколько дней прошли без малейшего проступка. Офицеры крутили головой, высказывали различные предположения, и всё это им как‑то не нравилось.

Всё рухнуло всего за пять дней до увольнения благодаря бывшему ефрейтору Ленчо. Ленчо, одетый в кофейный костюм за пятьсот пятьдесят крон, купленный за несколько дней до того в магазине, шагал мимо отеля»Слован». Шинели на нём не было, потому что ему показалось жалко скрывать ей свой лучший костюм за всю жизнь. Он полагал, что на него будут засматриваться, и был недалёк от истины, потому что при взгляде на горячего парня у большинства прохожих начинали щёлкать зубы.

В ту минуту, когда Ленчо казалось, что весь Табор лежит у него ног, он встретил майора Волкодава. Опасный майор скользнул по нему взглядом, и в Ленчо проснулся воинский дух. Он отсалютовал майору так лихо, что заслужил бы воинскую благодарность. Однако её не получил.

— Ха, солдат! — заорал Волкодав и бросился на Ленчо, — Солдат в штатском! Вам, товарищ, это дорого встанет!

Ленчо увернулся от майора и помчался к Йордану, где вбежал в недостроенное здание, известное под названием»Котельня». Волкодав с рёвом»Патруль!»,«Держи его!«гнался за ним, потому что преследование солдат–нарушителей было его любимым занятием. Но на стройке шансов против Ленчо у него не было. Тот выскочил через окно на другой стороне, и вдоль пруда зашагал к дому, а Волкодав метался по стройке и кричал:«Товарищ, сдавайтесь! Ваши усилия избежать справедливости напрасны!«Он заглядывал в свежеоштукатуренные помещения, обыскивал будущие ванные и туалеты, но всё впустую. В какой‑то момент упорной гонки он споткнулся о доску и растянулся плашмя в будущей сушилке. Однако, тогда этому уголку до сушилки было ещё далеко. На полу было полно серой жижи и мокрого цемента, густо политого мочой рабочих, которым было лень бегать в туалет. Майор выругался и стал выбираться из этой вонючей каши, понимая, что жена его, такого уделанного, по всей видимости, не похвалит.«Мерзавец», — зашипел он, — «Он ещё поплатится!»

Он забежал на второй этаж, и в сырой тьме принялся искать коварного нарушителя. Тут он ударился головой о козлы, с которых штукатуры днём штукатурили потолок, и на голову ему вылилось ведро известковой воды. Волкодав отскочил с опасного места и кинулся в другую сторону. Вбежав прямо в лифтовую шахту, он, ударяясь о её дощатые стены, полетел вниз и упал на две железные тачки, полные засохшего раствора.

Измятый, ободранный и невероятно грязный, он принялся звать на помощь. Часа через два он добрался до гарнизона, чтобы объявить об очередном изощрённом преступлении кровожадных стройбатовцев.

Командование гарнизона со всей категоричностью осудило выходы из части в гражданской одежде, а полковник Пелынек немедленно призвал старшину Блажека к ответственности. Тот, однако, был недоступен. Его серый костюм был слишком элегантен, чтобы оставаться в нём в казарме. Кто‑то говорил, что старшина уехал к своей девушку в Вотицы, а кто‑то — что в самый Бенешов.

Полковник Пелынек на следующий день связался с Непомуками и настоял на том, что должен поговорить с командиром. После долгого ожидания, он заполучил к телефону Таперичу и по крайней мере четверть часа излагал ему непристойности, чинимые дерзкими и невоспитанными стройбатовцами. Таперича его терпеливо выслушал, а когда Пелынек закончил, произнёс невероятно спокойным голосом:«Такова жизнь. Насрать на всё это надо, товарищ полковник».

Двадцатого декабря, за день до увольнения, уже никто не работал. Солдаты сдавали последние части обмундирования и снаряжения, распивали спиртное и пели песни всевозможного содержания и уровня. Кто‑то записывал адреса друзей, кто‑то предлагал регулярно собираться»У Пинкасов», и буйное веселье то и дело сменялось сентиментальными воспоминаниями.

— С завтрашнего дня я свободный человек, — твердил Кунте, — Буду ходить куда захочу, в чём захочу и куда захочу, а кому что‑то не понравится, с тем я разберусь.

— Хрена ты будешь свободный, — испортил ему настроение кулак Вата, — С нынешним режимом никогда свободный не будешь. А другого режима в этой дурацкой стране быть не может, потому что так договорено.

— Иди в задницу со своими похоронными речами, посоветовал ему Дочекал. — Я буду свободным. С чаевыми сделаю пять–шесть тысяч, заведу себе классную девчонку, и думать ни о чём не надо будет. Если станет интересно, что там в мире, то поймаю»Свободную Европу», а всё остальное мне до лампочки.