Черновой вариант - [19]
Христианская церковь, окрепнув, не преминула воспользоваться тем же опытом. И хотя еврейские религиозные предписания вовсе запрещают употребление крови - любой, даже при
еде, - мода обвинять евреев в ритуальном убийстве удержалась с 1144 года (обвинение английских евреев) до 1913 года (дело Бейлиса в России) - восемьсот лет...
Доказательства добывали не слишком мудреным способом, описанным, например, триентским епископом Гиндербрахом в донесении римскому папе (1475 год). Из группы обвиняемых евреев был отобран наиболее уважаемый, Самуил, которого и допросили первый раз 30 марта. Пытка, потеря сознания – и Самуил возвращен в тюрьму “отдохнуть” (в кавычках здесь и ниже - специфические термины следственных органов того времени). Утром следующего дня Самуила, обнаженного и связанного по рукам и ногам, вздернули на дыбу - подвесили к столбу за вывернутые руки. Конечности вышли из суставов. Но Самуил продолжал настаивать на невинности своей и остальных евреев. Тогда ему устроили “прыжок” - резкое ослабление веревки, тело летит вниз и тут же вздергивается снова. Затем его “трогали” - били но веревке, натянутой тяжестью тела.
Четыре дня таких пыток с постепенным совершенствованием “прыжка” - увеличение высоты и утяжеление тела привязыванием к нему бревна - и Самуил сознается: он участвовал в удушении христианского мальчика.
А 6 июня Самуил отказался от своего признания и 7 июня повторил отказ. Тогда... - впрочем, вот протокол этого дня: “Когда ему предложили сказать правду, так как... все товарищи [его] уже во всем сознались, он ответил, что если они в чем-нибудь сознались, то сказали неправду. <...> Тогда взяли два накаленных яйца и положили ему под мышки обеих рук. Когда ему снова предложили сказать правду, он ответил... что скажет правду под условием, что капитан и префект пообещают ему сжечь его и не предавать его другой смерти”.
21 июня Самуила сожгли [46, с. 50-57].
С. ЛОЗИНСКИЙ:
Ни возраст, ни пол не могли освободить... от пытки.
На следующий день после пытки обвиняемый должен был подписаться под тем, что нотариус занес в протокол; отказ от... показаний влек за собой новую пытку, считавшуюся продолжением первой, так как Супрема [Верховный трибунал инквизиции] не допускала... повторять пытку [8, с. 81,82].
И. ГРИГУЛЕВИЧ:
После пытки врач даже залечивал раны - возводить еретика на костер надлежало невредимым [47, с. 128].
С. ЛОЗИНСКИЙ:
Когда... инквизиционный трибунал в Медине... вынес некоторым из обвиняемых оправдательный приговор, (Великий инквизитор Торквемада] отдал приказ заключить в тюрьму оправданных и держать их до нового суди, которым должен был руководить специально посланный для этой цели визитадор Вильяльпандо. Обвиняемые... подверглись пытке и, в конце концов, Вильяльпандо вынес двум из них обвинительный, а остальным оправдательный приговор. Однако постановление и вторичного суда пришлось не по вкусу Генеральному инквизитору, открыто заявившему, что все преступники должны быть сожжены. Он приказал в третий раз арестовать виновных... и достиг своей цели... [8, с. 71,72].
И. ГРИГУЛЕВИЧ:
Беспощадно преследуя маранов и морисков, инквизиция и испанская корона в то же самое время всячески мешали их ассимиляции. Одним из препятствий к ассимиляции было требование сертификата “чистоты крови”, который предъявлялся при назначении на государственную должность, при присвоении офицерского чина, вступлении в духовное звание... при выезде в заморские владения, - одним словом, всякий раз, когда житель сталкивался с необходимостью получить у властей какое-либо и на что-либо разрешение.
...институт сертификата просуществовал в Испании вплоть до второй половины XIX в... [47, с. 249].
С. ЛОЗИНСКИЙ:
[Евреи и арабы] были одинаково ненавистны церкви... Фактически, однако, вскоре стали делать различия между евреями и арабами. Главная тяжесть ограничений и запретов падала преимущественно на первых, потому что они были количественно слабее арабов в том смысле, что не жили в такой степени сплошными массами и, кроме того, не имели за своей спиной чужестранных монархов, которые могли бы притти к ним на помощь...[46, с. 106].
Эдикт об изгнании евреев из Испании:
Дон Фернандо и донья Изабелла, милостию Божией король и королева... принцу дону Хуану... и инфантам, прелатам, герцогам... кавалерам, оруженосцам, служащим и добрым людям... и всем евреям... И всем прочим лицам, которых касается или может касаться эта
грамота... шлем привет и милость.
...ясно виден огромный вред, причиненный и причиняемый христианам... общением и разговорами с евреями, которые стремятся всегда... отвратить правоверных христиан от нашей святой католической веры... <...> Посему, по совету и мнению некоторых прелатов, грандов, кавалеров... и других ученых и добросовестных людей... обдумав это дело подробно, мы решили повелеть всем евреям и еврейкам покинуть наше королевство, чтобы они никогда не возвращались в него. ...если они не исполнят этого повеления... то подвергаются смертной казни и конфискации всего своего имущества... И мы приказываем и требуем, чтобы ни один человек в нашем королевстве, каковы бы ни были его положение, состояние и звание, не смел принимать, скрывать и защищать... еврея или еврейку после конца июля и впредь навсегда... под страхом потери всего своего феодального имущества и крепостей и других благ, а также утраты всяких милостей, полученных от нас...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Здесь - попытка разглядеть в истории корни ненависти, приведшей человечество к конвейерному убийству определённой его части, которое называют Катастрофой евреев, Холокостом, Шоа, а точнее всего по-гитлеровски: "Окончательным решением еврейского вопроса".Уникальное это явление, отдаляясь во времени, звучит всё глуше в сознании людей и всё выразительнее в кровавых вакханалиях XXI-го века.Глядишь, и по наущению какого-нибудь европейского профессора или полоумного азиатского вождя люди решат, что уничтожения евреев вообще не было, и развернётся новая гульба смерти, неистовей прежних, - решение совсем уж окончательное, не только для евреев, а всеобщее, полное.И показалось автору уместным сделать книжку, вот эту.
«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда… Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.
Мужество и трусость, героизм и покорность странным образом переплетаются в характере еврейского народа, и этот мучительный парадокс оборачивается то одной, то другой своей стороной на разных этапах еврейской истории, вплоть до новейшей, с ее миллионами евреев, «шедших на бойню, как бараны», и сотнями тысяч, демонстрировавших безумную храбрость в боях великой войны. Как понять этот парадокс? Какие силы истории формировали его? Как может он влиять на судьбы нового еврейского государства? Обо всем этом размышляет известный историк антисемитизма Аб Мише (Анатолий Кардаш), автор книг «Черновой вариант», «У черного моря» и др., в своей новой работе, написанной в присущей ему взволнованной, узнаваемо-лиричной манере.
Предисловие и послесловие к книге Джека Майера "Храброе сердце Ирены Сендлер" (https://www.eksmo.ru/news/books/1583907/, http://lib.rus.ec/b/470235).
АБ МИШЕ (Анатолий Кардаш)Старая-старая песня«Окна» (Израиль), 5 и 12 апреля 2007 г.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.