Черное перо серой вороны - [14]

Шрифт
Интервал

— Сфотографировать-то что! А вот в Интернет — тут же засекут, — возразил тот, кого назвали Костяном. — Разве что поехать в Москву и там пойти в интернет-кафе и выложить на президентский сайт. Может, не найдут.

Никто не мог сказать, найдут или нет, а потому на дубе на какое-то время утихли все разговоры.

— Эх, ребя! — после продолжительного молчания произнес Пашка. — Вот была бы снайперская винтовка. Засел на повороте к озеру Долгому, Осевкин поехал — бац! — и кранты!

— Размечтался, — презрительно фыркнул Серый. — У него машина бронированная, — пояснил он. — Разве что бронебойным. Или из гранатомета.

— Ага! Где ты его возьмешь, гранатомет-то этот?

— А снайперку где?

— То-то и оно, что негде. Тем более без денег. Снайперка небось на машину потянет. А то и больше.

— А помните, — вступил в мечтательный разговор Костян. — Помните, как мы на раскопках у деревни Николаевки нашли в окопе противотанковое ружье? И патроны. Четырнадцать миллиметров! Во! Такой даже танк пробивал, а уж Осевкинский «джип» — нечего делать. Дядя Леша говорил, что у этого патрона специальный сердечник из вольфрама и кобальта внутри. Что угодно пробьет.

Заспорили, из чего когда-то делали сердечник для бронебойных патронов. Но вяло, и спор успокоился сам собою, потому что никак не был связан с действительностью. А действительность все еще копошилась вокруг их надписей. Народ подходил, подъезжал, уходил и отъезжал, разнося весть о неслыханной в городе дерзости против сильных мира сего, наполняя душу мальчишек ликующей гордостью.

— А вот, ребя, есть идея, — снова нарушил тишину неугомонный Костян. — Вот, предположим, издал наш мэр какой-нибудь указ, а ты, скажем, не согласен. Или сам президент. И что делать? Идти на улицу? Тут тебя ОПОН быстро раздраконит. А если вывесить флаг? Скажем, не согласен — вывешиваешь красный или черный, согласен — зеленый, начхать на все — желтый. Как в светофоре. Тогда и ходить никуда не надо. Вывесил — все видят, кто за что. Здорово? А? Весь город в флагах!

— Сам придумал или слыхал от кого? — спросил Серый.

— Ну-у, не то чтобы слыхал, а так — батя говорил. Но не о флагах, а так… про всякое. Вот я и подумал.

— А откуда они узнают, чего ради вывесили эти флаги? — допытывался Серый, которому идея показалась интересной.

— Я ж и говорю: закон. Или указ. А можно и просто так. Ведь нигде же не сказано, что вывешивать флаги нельзя. Поначалу, конечно, будут путаться, а потом, когда привыкнут, тогда все путем, — вновь воодушевился Костян. — Вроде референдума. И эти самые… как их? Вот черт — забыл, как называется! Ну там… опросы всякие! На хрена они тогда нужны? А то развелось всяких институтов общественного мнения — плюнуть некуда. Раз как-то снял трубку, а там тетка и говорит: здрасти, говорит, я из института общественного мнения. Скажите, говорит, пожалуйста, какие программы смотрят сейчас в вашей семье? Я и говорю: все сразу. Так, говорит, не бывает. Вот кто у вас, спрашивает, сейчас из взрослых смотрит телевизор? Нашла дурака! Так я ей и сказал, что дома я один и никто не смотрит. Еще узнают, придут, стукнут по башке и все вынесут. Взял и положил трубку. А тут и звонить не надо. Тут глянул — весь город в красных флагах… Или в зеленых — и все ясно, — убежденно закончил он.

— Мне ясно одно, — заговорил Серый с усмешкой на узких губах, — что у тебя от твоих фантазий скоро голова лопнет. Или волосы вылезут, как у нашего мэра.

Все весело рассмеялись, и Костян заливистее других. И тут же, едва отсмеявшись, предложил совсем другое:

— А давайте завтра с утречка закатимся на рыбалку! Сейчас окунь хорошо на червя берет у старой плотины.

— Не-е, завтра не могу, — качнул головой Серый. — Батя велел картошку окучивать. Да и колорады собирать надо. А то зима придет, жрать нечего будет.

— Мне то же самое, — вздохнул Петька.

Решили, что рыбалка подождет.

Между тем у гаражей почти никого не осталось. Вот и тетки-малярши сложили свои валики в ведра и, сопровождаемые блюстителями порядка, потопали восвояси. Лишь изредка какая-нибудь машина заворачивала к гаражам, слышался грохот железной двери, рокот мотора, затем снова грохот, и наступала тишина.

— Еще немного подождем и пойдем, — тихо распорядился Серый. — Значит, так. Костян, ты — на шухере. Чуть что — свисти. Остальные подновляют надписи. Я начинаю слева, Петька — ты в середине, Пашка — справа. Шибко густо краску не кладите — и так видно будет. И чуть что — Пашка и Петька лезут на крышу первые, я — следом. И сразу же затаскиваем лестницы. Усекли?

Мальчишки покивали головами.

Подождали еще немного, затем ловко соскользнули с дерева и бесшумными тенями пропали среди зарослей ивняка и крапивы, появились возле задней стены сплошной линии гаражей, приставили к ней два сухих бревна толщиной сантиметров в десять с прибитыми к ним небольшими перекладинами в качестве опоры для ног, быстро, один за другим, залезли на крышу одного из гаражей и там легли — снизу не увидишь. Серый чуть высунулся за край крыши, огляделся, не заметил ничего подозрительного, махнул рукой, бревнышки вытащили на крышу и спустили вниз, но не столько для того, чтобы удобнее слезать, как для того, чтобы можно было, в случай опасности, быстро залезть на крышу, затащить легкие бревна и… далее по обстоятельствам.


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Рекомендуем почитать
151 эпизод ЖЖизни

«151 эпизод ЖЖизни» основан на интернет-дневнике Евгения Гришковца, как и две предыдущие книги: «Год ЖЖизни» и «Продолжение ЖЖизни». Читая этот дневник, вы удивитесь плотности прошедшего года.Книга дает возможность досмотреть, додумать, договорить события, которые так быстро проживались в реальном времени, на которые не хватило сил или внимания, удивительным образом добавляя уже прожитые часы и дни к пережитым.


Продолжение ЖЖизни

Книга «Продолжение ЖЖизни» основана на интернет-дневнике Евгения Гришковца.Еще один год жизни. Нормальной человеческой жизни, в которую добавляются ненормальности жизни артистической. Всего год или целый год.Возможность чуть отмотать назад и остановиться. Сравнить впечатления от пережитого или увиденного. Порадоваться совпадению или не согласиться. Рассмотреть. Почувствовать. Свою собственную жизнь.В книге использованы фотографии Александра Гронского и Дениса Савинова.


Жлоб в Коктебеле

Душераздирающая утопия о том как я поехал отдыхать в Коктебель, и чем это кончилось.----------Обложка от wotti.


Необычайные и удивительные приключения Жлоба в Египте

Правдивые Путевые Заметки в восьми актах о путешествии в Хургаду.-----------Обложка от wotti.


Портретных дел мастер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.