Чернобыль: История ядерной катастрофы - [102]

Хотя союзы писателей с формальной точки зрения функционировали автономно, КПСС и КГБ пристально следили за их деятельностью. Украинские писатели постарались убедить власти в чистоте своих намерений, для чего особо отметили, что идея конференции выросла из дискуссий в рамках Всесоюзной писательской конференции, проходившей в Ленинграде осенью 1987 года и посвященной 70-летию Октябрьской революции. Но киевское начальство решило потянуть время – обсуждение любых тем, имеющих отношение к Чернобыльской аварии, быстро приобретало слишком щекотливый характер[421].

Вскоре после аварии КГБ начал отслеживать, что думают и говорят о ней украинские диссиденты. В начале июня 1986 года руководитель службы госбезопасности докладывал партийному руководству республики, что среди граждан, подозреваемых в националистических убеждениях или симпатиях, ходит мнение об этнонациональной подоплеке катастрофы. Так, некий И. З. Шевчук, бывший участник националистического подполья, в годы Великой Отечественной войны сражавшийся на Западной Украине против советской власти, якобы сказал в разговоре с осведомителем КГБ, что «русские умышленно строят такие станции на территории Украины, зная, что в случае аварии пострадают в основном украинцы».

Хотя это мнение разделяли далеко не все диссиденты, в их кругах безоговорочно считалось, что Чернобыльская авария привела к национальной катастрофе. Близкая к Украинской Хельсинкской группе филолог и правозащитница Михайлина Коцюбинская – имя она получила в честь своего дяди, классика украинской литературы Михаила Коцюбинского, – говорила знакомой, затем передавшей ее слова КГБ: «Нас постигло горе, после которого мы не скоро очухаемся. Нация под угрозой вырождения, физического уничтожения. Горе, которое нас постигло, – позор на весь мир. Позор прежде всего тем недальновидным руководителям, давшим указание на строительство АЭС в густонаселенных районах именно на Украине, располагающей необычайно богатыми землями»[422].

КГБ делал все, чтобы пресечь распространение подобных взглядов как внутри страны, так и за границей и тем самым предотвратить их негативное влияние на западное общественное мнение. При этом они транслировались на Советский Союз на волнах «Голоса Америки», «Радио Свобода» и других западных радиостанций. Поддерживая видимость информационной открытости, советские власти разрешали иностранным корреспондентам посещать Украину и даже зону отчуждения Чернобыльской АЭС. Их визиты, однако, были тщательно срежиссированы, а контакты с диссидентами и прочими «нежелательными элементами» либо пресекались, либо пристально контролировались.

Осенью 1986 года советские спецслужбы особое внимание уделяли двум американцам – Майку Эдвардсу и Стиву Реймеру, которые приехали в Украину собирать материал для специального выпуска журнала National Geographic, посвященного Чернобыльской аварии. «Принятыми мерами предотвращены попытки американцев выйти на известных на Западе своей националистической и антисоветской деятельностью Сверстюка Е. А., Стокотельную О. П., Ратушинскую И. Б. и ряд других лиц, от которых они могут получить сведения тенденциозного характера», – докладывали о проделанной работе сотрудники КГБ. Не менее пристально спецслужбы следили за передвижениями и контактами сопровождавшей американских журналистов Тани Д’Авиньон, американки украинского происхождения, фотографа и переводчицы, тесно сотрудничавшей с Украинским научным институтом Гарвардского университета. КГБ подозревал ее в связях с заграничными организациями украинских националистов, а также с ЦРУ. «Д’Авиньон Т. от имени „Интуриста“ официально предупреждена о недопустимости нарушения норм пребывания иностранцев в СССР, – указывалось в записке КГБ, – что, по оперативным данным, оказало сдерживающее положительное влияние на активность американцев в сборе негативной информации»[423].

Многие украинские диссиденты, как, например, Евгений Сверстюк, участник Украинского культурологического клуба и один из «националистов», чьей встречи с сотрудниками National Geographic КГБ не допустил, были писателями, поэтами и художниками, имевшими единомышленников в Союзе писателей Украины. Советская власть рассматривала членов союза писателей в качестве ценного пропагандистского ресурса, помогающего идеологически обрабатывать и держать в повиновении широкие народные массы. Ведущие писатели получали большие гонорары благодаря государственной системе потиражной оплаты и могли себе позволить политическое свободомыслие – с единственным условием не высказывать его в печати. Писатели были в числе первых горячих сторонников провозглашенной Горбачевым перестройки; благодаря им гласность распространялась все шире. В стране, где критиков существующего режима сажали в тюрьму, писатели еще с царских времен слыли «совестью нации» и часто заменяли собой несуществующую легальную оппозицию, открыто выражая тревоги и чаяния преследуемых диссидентов.

Вопросы экологии начали волновать советских писателей, в том числе украинских, за несколько десятилетий до Чернобыля. Экологическая тема возникла в советской литературе в конце 1940-х годов, а в 1960-е уже занимала в ней заметное место. В творчестве Александра Солженицына и других авторов, размышляющих о судьбах нации, эта тема была тесно связана с заботой о сохранении исторических и религиозных традиций. Судя по их творческому наследию, многие советские писатели, выступавшие в защиту природы, были одновременно национал-патриотами: критикуя советский строй с позиции национальных интересов, они в какой-то мере выступали борцами за экологию. Чернобыльская авария особенно ярко выявила связь национального и экологического сознания и подхлестнула националистические настроения в целом ряде республик Советского Союза.