Черно-белое кино - [17]

Шрифт
Интервал

Мама в очереди за таранью.
О великое чудо, таранка!
Ты сияла над бедностью снеди,
как сановник высокого ранга
или рыцарь в кольчуге из меди.
Эту бронзу, исполнены ласки,
называли мы «карие глазки».
Эту райскую рыбу копченую
заедали горбушкою черною,
отварною картошкой толченою,
и в мундирах, и просто печеною.
Время первых великих стараний
и возвышенных самых идей
было бронзовым веком тараней,
веком каменным очередей.
Ох и сыплет крупчатыми хлопьями!
Сколько вьюга муки намела!
Рукавицами очередь хлопает.
Пересчитываются номера.
Мама топает по снегу, греется.
Ей таранка копченая грезится.
На холодном рассвете лиловом,
о авоська, наполнись уловом!
2
Сколько в этом строю она выстояла!
Сколько с ним прошагала и выстрадала!
А теперь у ней ноги болят,
и врачи ей ходить не велят.
Ей бинты специальные куплены.
У ней тромбами вены закупорены.
Кровь от этого в венах бунтует.
Мама ноги бинтами бинтует.
Километрами тянется бинт.
Он как стежечка тонкая-тонкая.
Словно перечень давних обид.
Словно очередь долгая-долгая.
На рассвете мерещится маме:
вьется очередь между домами.
Вьется очередь между домами,
проходными проходит дворами,
где трава, и сараи с дровами,
и таблички висят с номерами.
Она движется еле заметно,
как в кино лишь бывает – замедленно.
Мимо паперти божьего храма.
Мимо свалки железного хлама.
Мимо каменных строек страны.
По равнинам великой войны.
А за дымом кумач развевается.
А за домом фугас разрывается.
После каждого взрыва фугасного
сердце мамы моей разрывается.
Ее ливень осколков сечет.
Кровь по кофточке белой течет.
Я по снегу на помощь бегу
но никак добежать не могу.
Ох и снег! На снегу стоит мельница.
На больших жерновах время мелется.
Там муку на весах мельник взвешивает,
будто он на весах время взвешивает.
Все движенья его очень медленны.
Держит гирю он в белой руке.
Он над строгими чашами медными —
словно памятник белой муке.
Он своей справедливой рукой
наполняет авоськи мукой.
Мама держит авоську у сердца.
А мука-то сквозь дырочки сеется.
Тает, тает мука, будто снег.
Снег летает. Мука или снег?
Высыпается он, высыпается.
Лишь авоська в руке, холодна.
За окошком, как шаньга, – луна.
Рано мама моя просыпается.
Очень зябнет она, когда спит.
Белый бинт на ногах ее сбит.
Он как стежечка тонкая-тонкая.
Он как очередь долгая-долгая.
Так и жизнь представляется маме:
вьется очередь между домами.
3
Сколько помню себя, помню очереди,
и писать мне не стыдно про очереди.
Я в них тоже входил со словами:
– Кто последний? Я буду за вами! —
В этих бденьях участвовал ранних.
В спор вступал о последних и крайних.
Как слова те из песни я выброшу?
Ничего такой песней не выражу.
Если слово из песни я выкину —
я порву лучше песню и выкину.
Вы не все еще кончились, очереди, —
ничего украшать не хочу.
Но иное у века на очереди,
и иное ему по плечу.
И горбушечка та первородная,
подгоревшая до черноты,
как луны сторона оборотная,
только так и видна – с высоты.
Мы не всех еще вдоволь насытили,
но, как знаменье этого дня,
поднимают ракеты-носители
над обидами века меня.
Он клокочет в радарных экранах.
Он под пули идет в полный рост.
Старый спор о последних и крайних,
он еще и сегодня непрост.
Не последние мы и не крайние —
вон их сколько за нами идет!
Звезды первые. Ранние-ранние.
Между звездами мама идет.
Ее волосы белые спутаны.
Белый бинт на ногах ее сбит.
Рядом с нею идут ее спутники
по высоким ступеням орбит.
Ее туфли широкие стоптаны.
Темной ниткой очки скреплены.
Всех светил оборотные стороны
сквозь очки моей маме видны.
Она хлеб от себя отрывает
и, шагая по той крутизне,
Море Ясности мне открывает,
дарит Море Спокойствия мне.
И светлеет луна, остывая
на ладони ее дорогой,
как дымящийся круг каравая,
как грядущего хлеб даровой.

Кинематограф (1970)

Вступление в книгу

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, всё бегут они, бегут —
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт, и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а всё же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.

Еще от автора Юрий Давидович Левитанский
Сюжет с вариантами

Первая небольшая подборка этих пародий была опубликована в ежегоднике «День поэзии» за год 1963-й. Вот отрывок из тогдашнего авторского предисловия к ним: «Я написал пародии на стихи моих товарищей - поэтов. Нет нужды говорить, что они дружеские. В словаре Даля слово „пародия“ определяется так: „забавная переделка важного сочиненья“. В меру своих сил стараясь переделать важные сочиненья своих товарищей забавно, я стремился схватить особенности их интонации, лексики, творческой манеры, стиля. [1] Все пародии написаны на тему широко известной печальной истории о зайчике, который вышел погулять.


Стихотворения

Обаяние поэтического дара Юрия Левитанского, магия его поэзии — результат неустанного поиска поэтом добра, правды и красоты — неизменно влекут к себе читателей. Творчество поэта многогранно, во всем, о чем он писал, вы ощущаете щемящую любовь и нежность к людям, сопереживание, стремление пробудить к жизни все лучшее, что есть в человеческих душах, все истинно доброе и прекрасное. Поэзия Левитанского близка и понятна самым разным людям, и не случайно многие его стихотворения положены на музыку и зазвучали в песнях.


Время, бесстрашный художник…

Юрий Левитанский, советский и российский поэт и переводчик, один из самых тонких лириков ХХ века, родился в 1922 году на Украине. После окончания школы поступил в знаменитый тогда ИФЛИ – Московский институт философии, литературы и истории. Со второго курса добровольцем отправился на фронт, участвовал в обороне Москвы, с 1943 года регулярно печатался во фронтовых газетах. В послевоенное время выпустил несколько поэтических сборников, занимался переводами. Многие стихи Леви танского – «акварели душевных переживаний» (М.


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Ямбы и блямбы

Новая книга стихов большого и всегда современного поэта, составленная им самим накануне некруглого юбилея – 77-летия. Под этими нависающими над Андреем Вознесенским «двумя топорами» собраны, возможно, самые пронзительные строки нескольких последних лет – от «дай секунду мне без обезболивающего» до «нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист. Я повторю».


Порядок слов

«Поэзии Елены Катишонок свойственны удивительные сочетания. Странное соседство бытовой детали, сказочных мотивов, театрализованных образов, детского фольклора. Соединение причудливой ассоциативности и строгой архитектоники стиха, точного глазомера. И – что самое ценное – сдержанная, чуть приправленная иронией интонация и трагизм высокой лирики. Что такое поэзия, как не новый “порядок слов”, рождающийся из известного – пройденного, прочитанного и прожитого нами? Чем более ценен каждому из нас собственный жизненный и читательский опыт, тем более соблазна в этом новом “порядке” – новом дыхании стиха» (Ольга Славина)


Накануне не знаю чего

Творчество Ларисы Миллер хорошо знакомо читателям. Язык ее поэзии – чистый, песенный, полифоничный, недаром немало стихотворений положено на музыку. Словно в калейдоскопе сменяются поэтические картинки, наполненные непосредственным чувством, восторгом и благодарностью за ощущение новизны и неповторимости каждого мгновения жизни.В новую книгу Ларисы Миллер вошли стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях.


Тьмать

В новую книгу «Тьмать» вошли произведения мэтра и новатора поэзии, созданные им за более чем полувековое творчество: от первых самых известных стихов, звучавших у памятника Маяковскому, до поэм, написанных совсем недавно. Отдельные из них впервые публикуются в этом поэтическом сборнике. В книге также представлены знаменитые видеомы мастера. По словам самого А.А.Вознесенского, это его «лучшая книга».