Чернильная кровь - [120]

Девочка подняла глаза на Фенолио. Интересно, где сейчас ее мать?

— Послушайте, — сказал он Роксане. От ее красоты у него темнело в глазах. — Возьмите семена. У вас на грядках им будет куда лучше, чем между этих серых стен. Сажерук ушел с Мегги. Я послал ей вслед гонца. Как только гонец вернется, я сообщу вам все, что узнаю: где они, сколько еще там пробудут, все!

Роксана взяла у него стручок, сорвала еще пригоршню и аккуратно сложила в висевший на поясе мешочек.

— Благодарю вас, — сказала она. — Но если от Сажерука не будет вестей в ближайшее время, я сама отправлюсь на его поиски. Слишком часто я просто ждала, чтобы он вернулся целым и невредимым, а сейчас я ни о чем не могу думать, кроме того, что Баста снова здесь!

— Но где вы будете его искать? Последнее, что я слышал от Мегги, — это что они собираются зайти на Мышиную мельницу. Это на той стороне леса, в области Змееглава. Там опасно!

Роксана посмотрела на него с улыбкой женщины, объясняющей ребенку, как устроен мир вокруг.

— Здесь скоро тоже будет опасно, — сказала она. — Или вы думаете, Змееглав не знает, что Козимо велел ковать мечи днем и ночью? Может быть, вам стоило бы подыскать другое место для работы. Не дожидаясь, пока к вам на конторку упадет зажигательная стрела.

Конь Роксаны дожидался на внешнем дворе. Это был худой воронок с поседевшей мордой.

— Я знаю Мышиную мельницу, — сказала Роксана, сажая девочку на лошадь. — Я туда заеду, а если их там нет, попробую зайти к Хитромыслу. Это лучший цирюльник по обе стороны леса, и он лечил Сажерука, когда тот был еще мальчишкой. Может быть, он что-то знает.

Ну конечно, Хитромысл! Как мог Фенолио о нем забыть? Если кто-то заменял Сажеруку отца, то, конечно, он. Это был цирюльник, кочевавший с комедиантами с места на место, с ярмарки на ярмарку. Больше Фенолио о нем, к сожалению, ничего не мог вспомнить. «Проклятье! — подумал он. — Как можно забывать то, что сам написал? И нечего отговариваться старостью!»

— Если увидите Йехана, скажите ему, чтобы шел домой, — попросила Роксана, садясь на коня позади девочки. — Он знает дорогу.

— Вы собираетесь ехать на этой старой кляче через Непроходимую Чащу?

— Эта старая кляча пока довозит меня, куда нужно. — Роксана взялась за поводья. Девочка склонила головку ей на грудь. — Прощайте!

Но Фенолио схватил лошадь под уздцы. Ему пришла мысль, отчаянная мысль, но что он мог сделать? Ждать возвращения своего посланца, пока не станет слишком поздно?

— Роксана! — тихо сказал он. — Мне нужно отправить Мегги письмо. Я послал ей вслед гонца, который должен сообщить, где она и что с ней, но его все еще нет, и когда я смогу отправить письмо с ним… «Не рассказывай ей про Басту и Мясника, Фенолио, не пугай ее зря!» Так вот что я хотел сказать… «Да не пялься ты на нее такими глазами и прекрати запинаться, как старый маразматик!» Не возьмете ли вы письмо для Мегги, если и впрямь отправитесь на поиски Сажерука? Вы ее, наверное, увидите раньше, чем любой гонец, которого пошлю я!

«И что это будет за письмо? — спросил его насмешливый внутренний голос. — Ты хочешь сообщить Мегги, что тебе ничего не приходит в голову?» Но Фенолио, как обычно, не обратил на этот голос ни малейшего внимания.

— Это очень важное письмо! — Говорить еще тише у него бы просто не получилось.

Роксана нахмурилась. Даже это выходило у нее красиво.

— Последнее письмо, которое вам послали, стоило Небесному Плясуну жизни. Ну что ж, приносите, если хотите. Повторяю, очень долго я дожидаться не буду.

Она уехала, и двор показался Фенолио странно опустевшим. В комнате его встретил укоризненным взглядом Розенкварц, сидевший у по-прежнему чистого листа пергамента.

— Знаешь что, Розенкварц? — обратился Фенолио к стеклянному человечку, со вздохом садясь на стул. — Боюсь, что Сажерук свернул бы мне шею, если бы видел, как я смотрю на его жену. Ну и что? Он и так с удовольствием свернул бы мне шею, так что одной причиной больше, одной меньше… Он не заслуживает такой жены, как Роксана, раз все время оставляет ее одну!

— Да, настроение у нас сегодня поистине княжеское! — заметил Розенкварц.

— Заткнись! — буркнул Фенолио. — Сейчас этот пергамент покроется словами. Надеюсь, ты хорошо взболтал чернила?

— Если этот пергамент все еще пуст, то уж конечно не из-за чернил! — едко ответил стеклянный человечек.

Фенолио не швырнул в него перо, хотя руки и чесались. Ведь бледными губами Розенкварца говорила на этот раз сама истина. В конце концов, стеклянный человечек не виноват, что она так неприятно звучит.

48 ЗАМОК У МОРЯ

А иногда в старой книге

Что-то подчеркнуто темным.

Тут ты была однажды. Куда же ты скрылась?

Райнер Мария Рильке. Импровизации зимой на Капри (III)

Именно так Мо и представлял себе Дворец Ночи: мощные приземистые башни, бойницы под серебряными крышами, словно пробелы в ряду зубов. Когда измученные пленники проходили в ворота крепости, ему казалось, что он видит воочию слова Фенолио, черные буквы на молочно-белой бумаге: Дворец Ночи, мрачный нарост на скале у моря, где каждый камень отполирован предсмертными воплями, а стены сочатся слезами и кровью… Да, Фенолио был хорошим писателем. Серебро окаймляло зубцы стен и ворота и вилось вдоль стен, как блестящий улитковый след. Змееглав любил этот металл, который его подданные называли слюной луны. Может быть, это пристрастие объяснялось тем, что один алхимик рассказал ему когда-то, будто серебро отгоняет Белых Женщин, потому что им не нравится отражение в нем их собственных бледных лиц.