Черниговцы - [20]

После обеда Сергей повел Матвея к себе и показал письмо от отца. Иван Матвеевич сообщал о своей женитьбе на Прасковье Васильевне Грушецкой, внучке фельдмаршала князя Долгорукова. Он начинал с того, что его «разбитое сердце нуждается в участии близкого существа», вспоминал с умилением о «незабвенной Аннете», распространялся о неоценимых качествах своей новой подруги, приводил строчки из Горация и Овидия[20] и заключал фразой: «Итак, да свершится воля неба»

Матвей, ни слова не говоря, вернул письмо брату. А Сергей глядя с улыбкой на Матвея, сказал:

— Я рад за папа и от всего сердца желаю ему счастья.

Владычество Наполеона в Европе было поколеблено. Пруссия, а затем и Австрия присоединились к России. Война продолжалась. В апреле 1813 года русские войска вместе с пруссаками заняли Дрезден, столицу Саксонии, которая держалась еще союза с Наполеоном. После этого было заключено перемирие.

Семеновский полк стоял биваком около Рейхенбаха, где был штаб главнокомандующего Барклая де Толли. Между палатками шныряли торговки с пивом, колбасой и пирожным. Упитанные немцы в тирольских шляпах с пером и краснощекие немки в капорах приходили послушать русских песенников и радостно хлопали в ладоши, когда какой-нибудь солдат, скинув кивер, лихо откалывал трепака и так дробно частил ногами, что рябило в глазах. Вечером весь бивак сверкал огнями. Повсюду зажигались костры. Туманными пятнами желтели освещенные изнутри палатки. Треньканье балалаек, песни, хохот и крики — все сливалось в веселый гам.

Матвей помещался в одной палатке с Якушкиным и капитаном Чичериным, молчаливым молодым человеком. По вечерам к ним заходил прапорщик Чаадаев — «красавчик Чаадаев», как его называли в полку.

Это был изящный юноша, почти мальчик, с серыми глазами и нежной, как у ребенка, кожей. Товарищи немного посмеивались над его «кокетством» (даже в бою он был одет безукоризненно, как на параде), но уважали его необыкновенную образованность и ясность ума.

Бивак кругом гремел весельем, а в палатке шла беседа.

— В устройстве русских мозгов, — насмешливо говорил Чаадаев, — есть какая-то странность. Я знал одну богомольную барыню: она посылала своего дворового верхом за просфорой, а потом, на той же лошади, отправляла на съезжую сечь, потому что, видите ли, просфора оказалась черствой. Воображаю, как он возвращался верхом после порки! Мужики и господа стоят друг друга: никто не замечает бессмысленности рабства.

Якушкин, лежавший на походной койке, повторил слова Радищева:

— Крестьянин в законе мертв, но жив будет, если того захочет.

— Захочет ли? — отозвался Чаадаев. — Вы думаете, что русский человек еще умеет хотеть? Взгляните на эти тупые, покорные лица — разве вас не поражает их странная немота?

Якушкин сделал нетерпеливое движение. Чаадаев продолжал, слегка оживляясь:

— В нашей крови, должно быть, есть что-то враждебное всякой мысли, всякому движению вперед. Равнодушное презрение ко всему, что есть долг, справедливость…

— Чаадаев, — с негодованием прервал Якушкин, вскакивая со своего ложа, — в вас нет ни капли любви к отечеству!

— Любовь к отечеству — прекрасная вещь, — хладнокровно отвечал Чаадаев, — но я знаю нечто еще более прекрасное…

— Что же может быть прекраснее любви к отечеству? — снова вскричал Якушкин.

— Любовь к истине, — с ледяным спокойствием отрезал Чаадаев.

— Вы думаете, что истина у вас? — горячо возразил Якушкин. — А кто спас Россию? Разве не народ, о котором вы говорите с таким презрением?

Залихватская песня ворвалась в палатку. «Ходи, изба, ходи, печь, хозяину негде лечь», — заливался чей-то визгливый тенор. Слышался сопровождаемый гиканьем и свистом топот пляски.

— Народ спас Россию от Наполеона, вы говорите, — сказал Чаадаев. — Почему же он не может спасти себя от позорного рабства?

Капитан Чичерин, до сих пор молчаливо сидевший в углу, вдруг подошел к Чаадаеву, чуть не опрокинув по дороге шандал со свечкой, стоявший на бочонке около Чаадаева.

— В-вы б-благородно мыслите, — проговорил он, заикаясь. — Действуйте же! Об-богащайте нас с-сокровищами г-гражданственности…

— Благодарю вас, я не демагог, — сухо ответил Чаадаев. — Тот, кто презирает людей, не станет заботиться об их исправлении…

— Ай да Ванька! — доносился снаружи хохочущий бас. — Знай наших!

15 августа 1813 года союзники — русские, пруссаки, австрийцы — потерпели поражение под Дрезденом. Армия Наполеона двинулась к границе Австрии. Французский авангард под командой маршала Вандама занял уже пограничные Богемские горы. Русская гвардия пробиралась через горный проход, спеша на помощь Австрии.

Через горы пролегало шоссе. Поперек шоссе на высотах засели французы, мешавшие движению русской гвардии. Утром 16 августа Семеновский полк три раза ходил в атаку и после третьего раза выбил французов штыками.

В этом сражении был ранен капитан Чичерин. Он лежал в деревушке, в чистом крестьянском домике. Около раненого стоял Матвей.

— 3-зря, — заговорил раненый. — Все это з-зря…

И потом продолжал:

— В-вот на г-груди пакет… П-передать по начальству…

Матвей достал холстинный пакет, смоченный кровью, и развернул вложенную туда бумагу. В бумаге стояло: