Чернее, чем тени - [31]
Всё ещё ничего не понимая, Лаванда мотнула головой и развела в воздухе руками:
— А что вы… что ты тут делаешь?
— Я искала вас, моя дорогая, — странно спокойным тоном ответила Китти.
— Зачем? — Лаванда насторожилась.
Китти вроде как слегка задумалась:
— Мне… надо сказать вам кое-что.
— Тогда говори, — одновременно с этой репликой Лаванда вся подобралась, чтобы успеть среагировать в случае чего. От этого человека она не ждала ничего хорошего.
Китти, впрочем, двинулась даже не к ней, а к табличке на шесте. Она прошла по рыхлой белизне так легко и буднично — будто по коридору своей телестудии. И как только она добралась сюда, городское неприспособленное создание.
Остановившись под указателем, Китти словно забыла о существовании Лаванды и только как-то рассеянно всматривалась вдаль: одна рука в кармане, вторая крепко прижата к поясу.
Наконец она обернулась к Лаванде и, вдруг перейдя на ты, обратилась к ней:
— Как думаешь, там есть человеческое жильё? Какой-нибудь домик?
На мгновение показалось, что голос её слегка дрогнул: в нём как будто проскользнули какие-то человеческие нотки. Впрочем, она каждый вечер отыгрывала телевизионное представление; думается, ей не составило бы труда сыграть и это.
Прикинув, что едва ли в сложившихся условиях это существо сейчас сильнее неё, Лаванда осмелела и холодно ответила:
— Думаю, там только снег.
— Что ж, тогда можно и здесь, — Китти повернулась к ней, слегка прислонившись к шесту указателя. Руку она по-прежнему прижимала к поясу.
— Во-первых, — размеренно и чётко заговорила Китти, — иди туда, где тебе хочется быть. Пока это ещё можно устроить. Во-вторых…
Она закашлялась и невольно вскинула ко рту прижатую к туловищу руку. Лаванда вздрогнула. На чёрной форме было не видно, а вот ладонь у Китти была в крови.
— Китти… — пробормотала она, — что с тобой?
Та быстро прижала руку обратно:
— Обычный выстрел, ничего особенного.
— Ничего особенного? — Лаванда вдруг поняла, зачем Китти опирается об указатель и почему она так странно бледна.
Китти заговорила очень быстро:
— Слушай меня сейчас, потому что потом я могу этого уже не сказать. Когда ты будешь…
Внезапный порыв ветра, принёсший белую крупу, заглушил слова.
— Что?
— Когда… — второй порыв, — помни… ты!
Начинался буран. Он забрасывал всё белым — сыпучей белой крупой, которая не таяла на ладонях и пеленой скрывала всё из виду. Ветер то и дело уносил слова, да и голоса Китти, похоже, уже не хватало.
— Я тебя не слышу! — крикнула Лаванда.
— Помни, кто ты! — донеслось из-за пелены.
— Я и так помню, кто я, — пробормотала она растеряно и заведомо слишком тихо, чтоб кто-то расслышал.
— Помни, кто ты! Помни, кто…
Голос затонул в наступавшей буре и больше уже не был слышен.
Лаванда осмотрелась было по сторонам, но всё вокруг застила белая крупа. Крупная, зернистая, как рассыпанный пенопласт, — она загородила собой весь мир.
— Где всё? — Лаванда топталась на месте, оборачиваясь то туда, то сюда. — В какую мне теперь сторону? Куда надо идти? Я бы дошла, но я же не помню, куда мне надо…
Ни одно направление не имело теперь смысла. Исчезли стороны света, исчезли право и лево, вперёд и назад.
— Феликс?
— Софи?
Совсем безнадёжно:
— Китти?
Никто не ответил ей. Лаванда задрала голову и посмотрела наверх, чтоб найти хотя бы ту самую «путеводную» звезду, но небо тоже скрылось за белой крупой.
Она медленно открыла глаза. Конечно, это всё не по-настоящему — только беспокойные ненужные картинки. Лаванда всё время помнила об этом.
Это просто ветер за окном навевает дурные сны. Не стоит обращать внимания на них, и они уйдут туда же, откуда и пришли — в никуда.
26
Кедров, конечно же, не подвёл. На утро всё, что удалось накопать, лежало на столе у Софи.
И этого — накопанного — почти что не было. Не существовало в природе. Так что, может быть, и подвёл — это как посмотреть.
Дмитрий Вальтасаров и Серж Цухновский. Оба — законопослушные граждане, разве что пара административок в далёком прошлом. С оппозиционными кругами никак не связаны, самостоятельно ничего организовать не пытаются и никогда не пытались. Работают сейчас действительно на одном объекте — реставрируемой водонапорной башне за городом. Проект абсолютно никакого подозрения не навлекает: проверен много раз досконально и ведётся под госконтролем.
О чём они говорили в тот раз? Сложно сказать определённо, но недавно там как раз была корпоративная пьянка, и да, она была на воздухе. Вполне возможно, речь в разговоре шла об этом.
Мелкие, ничем не примечательные люди, занимающиеся своими мелкими, ничем не примечательными делами.
Софи не спеша, вдумчиво раскурила сигарету. Её любимые «Каракас», которые специальными партиями доставляли из-за границы: отечественные сильно не дотягивали до них.
Ей не нравилась эта гладкость и кажущаяся безобидность добытых сведений. Выглядело слишком уж подозрительно: на таком ровном месте уж точно что-то должно быть закопано. И правда, отдельные обстоятельства могли и не всплыть сразу, не сложиться в её мозгу в чёткую и понятную картинку. Укрыться, в конце концов, от глаз Кедрова…
Да ладно? Вот уж что-что, а профессионализм Кедрова она не ставила под сомнение. Софи скорее бы поверила, что он намеренно недоговорил ей что-то…
Третья и заключительная часть ринордийской истории. Что остаётся после победы, и была ли победа вообще… Или всё, что есть — только бесконечная дорога к далёким огням?
Вернуться через два года странствий — чтобы узнать, что привычная жизнь и родной город неузнаваемо изменились и всё теперь зависит от воли одного единственного человека. А может, и не человека больше.Способно ли что-то противостоять этой воле, и что в самом деле может сделать обычный человек… Это пока вопрос.
Вместо эпилога к роману «Идол». История людей, прошедших через многое, но обязанных жить дальше.«Но он мёртв. А мы живы. Это наша победа. Другой вопрос — нужна ли она ещё нам. Если да — значит, мы выиграли. Если нет — значит, он».
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.