Черная вдова - [14]

– Что случилось, девонька моя?! – обеспокоилась баба Ганна, торопясь навстречу девочке.

– Да, там, у Гальки, ножка болит сильно и у меня тоже…. – в голос заревела Оксана.

– А ну, давай, показывай, где она, твоя сестричка! – захлопотала бабушка.

– Да вот она, в огороде хромает!

– Девки, да вы шо с ногами зробили?! – причитая, развязывала она грязные тряпицы с лодыжек девчонок.

– Та мы хотели себе татуировки, как у дяди Сёмы сделать, – вытирая слезы, сообщила Галинка, -

– Намазали листик от клевера уксусом, листик он вон какой красивый, а потом чернилами и приложили к ноге. А чтоб больно не была, мы тряпочкой замотали. А оно, сначала ничего, а потом так печь, так печь зачало, вот мочи просто нет!

– Тю! Якие дурные дивчины! Та кто ж с уксусом балуется! Вин же и глаза выжечь может! – ворчала женщина.

– Вот мы сейчас все водичкой промоем и содой, а потом мылом.… Не дергайся Галка, вишь какие волдыри, и впрямь как клеверок. Прокалывать нельзя, гнить будет ранка, вот я ужо бинтиком забинтую, а волдырики мы гусиным жиром смажем, вот и больно не будет! Ну, как? Отлегло?

– Ой, отлегло и полегчало! А мамка заругает нас как!

– Ничего, не расстраивайся, мы ей не скажем, а что бинт на ноге, скажем – гусак защипал, вот кожу и поцарапал.

– Ага, она добрая, дядь Сёма опохмелку принес, она простит, и драться не будет!

– Ой, горюшко вы мое, девоньки! Так мамка ваша, опять на другой бок опохмеляется! И когда она эту водку глыкать перестанет! Ой, лихо, ой лихо! – запричитала соседка.

– Поели хоть, чего? Идемте, покормлю…. – сестренки, прихрамывая, покорно поплелись следом.

– Оставайтесь у меня, горемыки вы мои! Эти алкаши теперь надолго пьянку развяжут. И как деток малых не жалко?

Утро нового дня началось с горластого крика петухов. Оксана проснулась первой и не найдя в доме бабу Ганну, вышла на крыльцо.

– Проснулась ужо? А Галинка спит, поди? Ты сестричку не буди, потихонечку пойди и посмотри, что деется у тебя в дому.

Оксана тихонько отворила скрипнувшую дверь своего дома. На грязном полу узенького коридорчика, ведущего в комнату, валялся дядя Сёва. Одна нога у него была неестественно повернута, рукой он разорвал ворот рубахи, словно она душила его. Остекленевшие глаза, не моргая, смотрели в стену, словно он хотел что-то там увидеть. Противно пахло чем-то кислым.

– Мама, мамка ты где? – робко позвала девочка.

Что-то булькнуло в ответ, и послышался тихий хрип.

– Мама, мамочка! Что с тобой?! – Оксана тормошила мать, лежавшую возле стола. Изо рта её белыми хлопьями выступала пена. Руки и ноги судорожно подрагивали, затуманенные глаза не видели дочери.

– Мамка!!! Маманя! Ты только не умирай! Я сейчас! – и девочка опрометью бросилась из дома.

– Баба Ганя! Баба Ганя! Там, там, мамка помирает, идем скорее! – тормошила она спешащую старуху.

Через час перепуганные девчонки, прижавшись, друг к другу, стояли, вцепившись в подол бабы Ганны, и смотрели, как двое санитаров, на носилках, выносят их мать с головой закрытую белой скатертью.

– Отравление метиловым спиртом, вот ненасытные, мало им было самогонки, так нет, где-то добыли эту отраву! – участковый писал что-то на белом листе бумаги. Фельдшерица, собирала свою сумку, укладывая шприцы и коробочки.

– Сгорела Варвара, свечкой сгорела, царствие ей небесное! – баба Ганна перекрестилась и, взяв девчонок за руки, повела их домой.

– Слышь, Кузьминична, ты пока присмотри за малыми, денька через два мы их у тебя заберем – окликнул её участковый.

– Куда ты их хочешь забрать? – обернулась соседка.

– В детдом определим – махнул рукой милиционер.

– Ах, вы мои горемычные! Да не отпустила бы я вас от себя! Ни в жисть бы не отпустила, вот только сама ужо девятый десяток разменяла, немощная становлюсь, не справится мне с вами! За вашей мамкой на погост скоро отправляться… – старуха терла глаза сухоньким кулачком и гладила девочек по выцветшим на летнем солнце волосам.

Кто не скачет – тот москаль.

Часть третья.

Соединенные Штаты Америки. Северный штат Монтана. Неподалеку от местечка Грейт – Фолс. Заповедник в Скалистых горах. Гостевой домик егерей. Январь 2013 года.

– А вот и Эндрю подъехал! Не понимаю, зачем такой странный приказ – прибыть на автомобилях? Есть же вертолетная площадка, могли бы сразу с авиабазы добраться, а не петлять по этой горной дороге шесть часов! – заместитель начальника штаба по вопросам Восточной Европы, Дэвид Хансенс, отошел от широкого окна, выходящего на террасу егерского домика.

Домик – это скромно сказано. Скорее всего, это роскошный особняк и хотя снаружи стены его были сложены из грубо ошкуренных бревен, внутри они были из вполне современных материалов, а отделке и убранству более чем двадцати комнат мог позавидовать любой пятизвездочный отель. Такую роскошь не могли позволить себе егеря заповедника. Зато могли позволить себе это высшие сотрудники ЦРУ. Это был их дом, точнее одна из многих резиденций, где они не только отдыхали, в приятных созерцаниях нетронутой человеком природы, а попутно решали судьбы отдельных людей. Да что там людей! Порой судьбы государств.

– Расслабьтесь, джентльмены! – Эндрю небрежно махнул рукой в сторону вытянувшихся в струнку присутствующих. – Сначала позвольте угостить вас бифштексами из настоящего оленя, редко в каком ресторане мира вам вот так просто подадут к столу мясо дикого животного.