Черная стрела - [70]

— У меня нет доказательств, Ваша честь, — с сожалением сказал Кимура, — кроме того, что мой отец терпеть не мог Гото и никогда бы не продал ему землю.

— Разве десять лет назад не было принято для совершения продажи земли приглашать в качестве свидетелей двух соседей владельца? Взгляд Кимуры был совершенно пустым, но кто-то в толпе крикнул:

— Это правда. Закон изменили позже.

Акитада повернулся к Гото. — Почему в вашем свидетельстве купли-продажи нет подписей двух свидетелей? — спросил он.

Гото побледнел. — Небольшая ошибка, — признал он.

— Ты лжешь, — сказала Акитада, кивая одному из надзирателей, который с кнутом стоял за торговцем.

Гото в ужасе содрогнулся. — Нет! Не бейте меня! Я скажу правду. Старик Кимура согласился на сделку, но он умер прежде, чем было составлено свидетельство, так что я сделал это за него. Я не знал про других свидетелей. — Плача он упал ниц, — пожалуйста, помилуйте. Пожалуйста, простите невежественного человека.

Акитада отрезал:

— Почему суд должен верить такому, как ты? Ты солгал, когда ложно опознал тело. Кто подговорил тебя к этому?

Гото вытирал пот и слезы со своего лица. — Никто, — чуть ли не вопил он. — Я пытался спасти жизнь своего брата. Вот почему я признал в покойнике его. Таким образом, солдаты перестали бы искать его.

Толпа затихла, вслушиваясь в разбирательство, но вдруг кто-то из-за спин крикнул:

— Не слушайте этого грязного ублюдка, губернатор. Он всегда был лжецом.

Стражники кинулись смотреть, кто нарушил тишину в зале, а Акитада обратился к брату торговца рыбой:

— Назовите ваше имя и профессию.

— Огай, — хмуро пробормотал мужчина. — Я капрал провинциальной охраны.

— Не долго тебе им оставаться, — выкрикнул шутник из толпы.

Акитада недовольно оглядел зал. Он надеялся, что никто не заметил пот, бисером покрывший его лицо. — Я знаю, — сказал он заключенному, — что, покинув гарнизон, ты скрывался в деревне изгоев, где и был обнаружен. Какова твоя роль в ложном обвинении твоим братом Кимуры?

— Нет. — Огай не отводил взгляда от Гото. — Я ничего не знаю об этом. Эта идея целиком принадлежит Гото. Так же, как земельная сделка. Он заставил меня поссориться с Кимурой.

— Ты лжешь ублюдок! — Гото схватил брата за руки, но надзиратель ударил его рукояткой кнута.

Огай проворчал:

— Я с этого ничего не получал. Ты! Ты один похитил землю. Так что не перекладывай свои проблемы на меня. У меня достаточно своих.

— Это точно, — сказал Акитада. — Мне нравится, что вы понимаете всю серьезность вашего положения. Вы не только дезертир, вы также доказали свои плохие манеры, совершая изнасилование в деревне, в которой вас приняли и укрывали. У меня нет сомнений относительно того, что начальник гарнизона предаст вас военному суду.

Огай завыл.

Акитада проигнорировал его и повернулся к его брату. — Вы, Гото, приговариваетесь к наказанию плетью в количестве пятидесяти ударов и к шести месяцам принудительных работ на правительство. Спорная земля возвращается Кимуре, выплаченные вами налоговые платежи за землю засчитываются в качестве арендной платы за пользование землей. Кроме того, ваше имущество конфискуется и будет продано. Вырученные средства будут выплачены Кимуре в качестве компенсации за лживое обвинение в убийстве. Все, стражники, удалите заключенных.

Услышав решение Акитады, толпа взорвалась шумными аплодисментами. Уставший Акитада поднял жезл, чтобы восстановить тишину, перед закрытием заседания, но увидел, что Сэймэй внимательно смотрит на ближайшие к нему двери.

Акитада повернулся, чтобы посмотреть, что привлекло внимание его помощника, и увидел там, в свете небольшой масляной лампы, стройную фигуру своей жены, Тамако, с заплаканным бледным от тревоги лицом.

Глава 15 Борцовский турнир

Тора и Хитомаро сидели у себя в комнате, склонив носы над мисками с утренним рисом, который поглощали с помощью плоских палочек, когда их уши настиг первый жуткий звук, раздавшийся по всему зданию резиденции. Они одновременно опустили палочки и посмотрели друг на друга. И оба начали смеяться.

— Опять эта адская флейта! — воскликнул Хитомаро, качая головой. — Это хуже, чем раньше.

Тора отложил миску и радостно хлопнул себя по коленям. — Это означает, что он чувствует себя лучше. Я волновался. Он ранен, а ситуация тревожная. И потом, его съедают мысли о маленьком мальчике. Эта игра для него, как рисовая лепешка для голодной крысы.

Хитомаро фыркнул:

— Учитывая наше нынешнее положение, что же такого особенного в этом ребенке?

Тора удивленно посмотрел на него. — Я не хочу обидеть тебя, Хито, — сказал он, — но самый последний болван знает, что наш хозяин любит детей. Тебе не следовало ему говорить, что мальчик, вероятно, уже мертв. Это не те слова, которые он хотел услышать.

Хитомаро покраснел:

— Так вот почему он так разозлился. Тут звуки из кабинета Акитады зазвучали особенным диссонансом, и он вздрогнул.

— Ну, — сказал Тора великодушно, — все мы делаем ошибки. Главное, что его жена взяла его в свои руки. Я понял, что он будет в порядке, когда она смотрела на него на слушании вчера. Ты видел его лицо?

Хитомаро улыбнулся. — Он был смущен. Представь себе, он не сказал ей о полученном ранении. Она это узнала от Хамайи. Бьюсь об заклад, ей было, что сказать ему.