Черная стрела - [109]

Генда плакал как ребенок, когда он нес тело своего друга, чтобы положить его в установленный в зале суда гроб. Там он и Тора будут нести караул возле тела Хито.

Акитада лишь ненадолго зашел в свои личные покои. Сэймэй пытался похлопотать над ним, но небольшое кровотечение из старой раны плеча и несколько синяков в местах, где тело защитила броня, не представляли опасности. Увиденное радостное облегчение на лице Тамако Акитаде показалось таким неуместным, что он молча отвернулся от нее и пошел искать уединения в своем кабинете. Он не хотел ничего, только заснуть, забыться, на несколько часов уйти от себя — от человека, которого он никогда не знал, от жажды крови, которая всю жизнь была скрыта внутри него, от смерти друга.

Но этому не суждено было случиться. В кабинете, в мерцающем свете керосиновой лампы, он увидел странную фигуру сидящего за столом мужчины. Очень старый человек сгорбился над лакированной коробкой игры, медленно перебирая ее содержимое. Он не спеша поднял глаза на Акитаду и приветственно кивнул. Ямабуси вернулся.

Он достаточно долго, изучающе, смотрел на Акитаду, после чего осторожно поставил игру и указал на другую подушку. — Пожалуйста, садись, губернатор, — вежливо сказал он глубоким, спокойным голосом. — Ты очень устал.

Ошеломленный, Акитада повиновался. Он засунул руки в рукава и дрожал, но не от холода, поскольку тут было почти уютно в свете единственной лампы, стоящей на столе и излучающей теплое сияние между двумя мужчинами.

Старый священник пододвинул жаровню немного ближе к Акитаде. Пар и интересный аромат розы исходил из маленького железного чайника на ней. Мастер потянулся за чашкой, налил, и перемешал. — Выпей это, — велел он, на его темно-коричневом, цвета ореха, сморщенном лице, светились живые черные глаза.

Акитада отпил, попробовав на вкус, а затем медленно опустошил чашку.

— Сбор сушеных ягод, трав и коры некоторых деревьев, — сказал мастер, отвечая на невысказанный вопрос. — Сейчас вы почувствуете себя лучше, а позже вы будете спать.

— Спасибо. Он имеет приятный вкус. — Забота посетителя, успокаивала. Акитада ощутил согревающий эффект напитка. Чтобы контролировать себя он с усилием нахмурился:

— Ты прав. У меня был долгий и трудный день. Даже боль в плече, казалось, ослабла. Его взгляд упал на стол, на котором лежала раковина ямабуси, стрела с черным оперением и футляр от игры.

— Скажи мне, что случилось в Такате, — предложил священник.

— Мы взяли замок. Макио мертв… как и Хитомаро. И ни одно лекарство или заклинание не изменит этого.

— Ах! — Затянулась долгая пауза, затем ямабуси с сожалением покачал головой. — Жаль, Хитомаро. Достойный молодой человек. Его серебряные волосы и борода мерцали в свете масляной лампы. Он посмотрел на Акитаду и твердо сказал:

— Но вы, вы живы. Вы должны научиться прощать себя за то, является всего лишь проявлением судьбы. Это жестокий урок, но смерть настигло его точно в его время.

Пустые банальности, подумал Акитада. Он почувствовал стыд, и отвернулся.

— Подождите, не валяйте дурака, губернатор, — сказал еще резче ямабуси. Возмущенный, Акитада качнулся назад:

— Я не дурак. Но я и не святой мученик как вы, мой господин. Если я потерял друга из-за собственной неосторожности, я не могу исправить это или оправдать себя добрыми делами и молитвами.

Старик вздохнул. Своим корявым пальцем он провел по рисунку на лакированном футляре игры. — Хризантема — последний цветущий цветок, пробормотал он. — Его лепестки опадают и молодые травы высыхают и умирают, когда их короткую жизнь прерывает шторм зимы. У смерти, губернатор, широкие ворота, которые никто не может закрыть.

Акитада сжал кулаки:

— Неважно! Ты не можешь понять.

Священник очень мягко засмеялся:

— Наоборот, я понимаю это лучше всех других людей. Если вы уже знаете, кто я, то также должны знать, почему.

Акитада возмутился, он наклонился вперед и обвиняющее выставил указательный палец на своего собеседника. — Я знаю, что вы старший брат покойного князя Маро, дядя Макио, — прорычал он. — Я знаю, что у вас есть внук, Каору, который был скромным лесорубом в деревне изгоев, а потом стал сержантом охранников моей резиденции и суда. Я знаю, о преступлении, в котором вас обвиняли. Я знаю, что вы бежали, бросив свое первородство и спрятались среди отверженных, как странствующий священник с гор. Он замолчал и вытащил из рукава документ, который нашел в северном павильоне Такаты и бросил его на стол:

— А теперь я еще знаю, что вы невиновны в убийстве той женщины и ребенка. Читайте признание своего брата.

Старик проигнорировал бумагу:

— Неужели мой внук столько разболтал?

— Нет Каору сделал все, что мог, чтобы защитить тайну своего происхождения. Каждый раз, когда я задавал вопросы о вас или его семье, он отвечал уклончиво. Но я заметил, что он был знаком как с жизнью отшельника в горной пещере, так и с тайными ходами в замке Таката.

Старик кивнул белой головой. — Ты ему понравился, — сказал он, как о чем-то несущественном.

— Это, — Акитада указал на бумагу на столе, — было оправлено в никуда. Твой брат писал на смертном одре. Сорок лет назад он использовал одну из ваших черных стрел, чтобы убить молодую жену вашего отца и ее сына, потому что хотел избавиться от вас и стать наследником вашего отца. Но совершенное преступление преследовало его. Я не сомневаюсь, он в конце концов рассказал об этом своему сыну и после этого Макио изолировал его. Когда ваш брат почувствовал приближение смерти, он попросил своего доверенного слугу переправить бумагу ко мне во время банкета, что Макио давал в мою честь. Сегодня я нашел его признание в месте, где два старика спрятали его.