Черная Скала - [31]

— Расскажи мне, как тебе живется в Порт-оф-Спейн?

— Все хорошо. У меня своя комната, я присматриваю за детьми. Поэтому на мою долю достается не так уж много другой работы по дому.

— А что это за семья, Родригесы? Твой хозяин — доктор? Кажется, мистер Карр-Браун с ним знаком.

За чаем тетя, словно догадывалась, что я не хочу говорить о Черной Скале, рассказывала о поместье и о том, как она проработала здесь уже больше двадцати лет. Она работала в хозяйском доме и смотрела за детьми. У миссис Карр-Браун было шестеро детей, сейчас все они уже разлетелись кто куда. Поэтому теперь у тети Сулы уже меньше обязанностей: она подметает, чистит медь и серебро, чинит одежду. Изредка гладит. В последнее время она что-то не очень хорошо себя чувствует, стала быстро уставать. Когда живешь в поместье, никуда особенно ездить не приходится, да и не нужно. Есть еда — земля дает более чем достаточно, а общаться можно с теми, с кем бок о бок работаешь. Это особый образ жизни. Она, Сула, никогда и не хотела жить в городе.

— Там все чего-то добиваются, ищут, суетятся.

Мы прошлись по ее маленькому садику. С нижних ветвей большого мангового дерева свисали орхидеи.

— Это дерево дает необыкновенно сладкие манго; вот приедешь в следующий раз, они уже поспеют, тогда попробуешь.

Здесь росли кусты, усыпанные небольшими красными цветочками, похожими на колокольчики; тетя Сула сказала, что это излюбленное лакомство колибри.

— У нас даже есть птенцы колибри. Ты их когда-нибудь видела? На вид они как крупные пчелы. — Затем она показала на роскошный куст с красивыми белыми цветами. — А это — «царица ночи». Если бы ты дождалась, пока стемнеет, то могла бы их понюхать.

Садик окружала живая изгородь из кустарника с бледно-голубыми цветочками. Сула наняла мальчишку, чтобы каждый день приносил воду для полива.

— Видит Бог, эта земля нуждается в дожде, — вздохнула она.

— В Порт-оф-Спейн ничуть не лучше, — заметила я. — Саванна выглядит как пустыня.

— Мне нравится Саванна. Полюбуешься на нее — и легче на душе.

Какое-то время мы посидели на веранде. У теги Сулы были особые кресла с откидывающимися подлокотниками, которые можно было использовать как подставку для напитков. А перед креслами стояли две низенькие скамеечки для ног. Мне кажется, никогда в жизни я не чувствовала себя так спокойно и непринужденно. Услышав бой часов, я не могла поверить, что день промелькнул так быстро. Ничего, пусть Соломон подождет — я еще не готова уезжать. Все вокруг как будто замерло в ожидании. С того места, где мы сидели, видна была крыша большого дома, за ней — верхушка флигеля, еще дальше — крыши гаражей и ангаров.

— Ты можешь жить в этом доме сколько захочешь?

— Да, — ответила тетя Сула. — До тех пор, пока я жива. Что, надеюсь, продлится как можно дольше. — Она улыбнулась, и я заметила ее высокие округлые скулы. Тетя Сула все еще была красива. — А как ты? Хочешь остаться в этой семье?

— Пока что хочу. А дальше — посмотрим.

— Надеюсь, они хорошо тебе платят. Селия, ты можешь получить хорошее место где угодно. — Она пристально смотрела на меня. — Тасси говорит, ты прекрасно училась. Помнишь, когда я приезжала, ты говорила, что учительница советовала тебе поступать в университет.

— Сейчас я не могу себе этого позволить. Мне нужно зарабатывать на жизнь. Никто обо мне не позаботится, кроме меня самой.

— Тасси говорит, ты можешь вернуться в Черную Скалу и снова пойти в школу. Может быть, ты немного отстала и будешь старше, чем твои соученики, но ничего страшного.

— Я никогда туда не вернусь. Тетя Тасси не заботилась обо мне так, как должна была. Ты не знаешь и половины. Она всегда и во всем верит Роману, верит его грязному вранью. Не было дня, чтобы я не проклинала его подлую душонку. Будь он проклят, пусть он сгорит в аду! — Эти слова вырвались у меня неожиданно для меня самой, помимо моего желания; так бывает, если возьмешь в рот что-то подгнившее и начинаешь плевать — тьфу, тьфу, тьфу, — пока все не выплюнешь.

Тетя Сула, опустив голову, смотрела на свои сложенные на коленях руки. Последовала долгая пауза, мы обе молчали. Я отвернулась и стала смотреть на небо — чистое, без единого облачка. Потом я почувствовала на себе ее взгляд — интересно, о чем она сейчас думает? Мне хотелось плакать.

— Мне очень жаль, Селия. Что бы тебе ни пришлось пережить, я тебе очень сочувствую.

Я услышала, как запела золотая древесница[20] — громко, как будто была совсем рядом. Золотая певунья где-то там, в вышине, Знать, тебе одиноко, одиноко, как мне…

— Пойдем, девочка моя. Пора. — Поднявшись, тетя Сула мягко положила руку на мое плечо.

На закате дня, когда солнечные лучи переливались сонными нежно-розовыми и кремовыми оттенками, мы медленно, не разговаривая шли по дорожке. Было очень тихо, как будто вся природа уже уснула, только где-то кукарекал петух. Земля местами поросла травами и кустарниками; у одних листья были нежными и изящными, как кружева; у других — торчали длинными зелеными языками; некоторые из этих языков были угрожающе острыми. Впереди виднелись деревья, высокие и мощные, как будто простояли здесь уже не одно столетие. Здесь же были заросли бамбука и ручей, где, по словам тети Сулы, в детстве любили играть младшие Карр-Брауны.