Черная речка. До и после - К истории дуэли Пушкина - [17]
Можете представить, какое впечатление это произвело во всех салонах, и Литта[45] тотчас же стал ходатайствовать о позволении ей уехать в Италию, но император поначалу воспротивился и намеревался повелеть ей отправляться в провинцию, однако она так плакала у Бенкендорфа[46], а Литта так за неё ручался, что император позволил ей уехать, что она и сделает через полтора месяца. Что до меня, я этим расстроен, она очень приятная особа, и я, хоть и не бывал у неё в доме, часто с нею виделся; скажу вам, что я почёл за лучшее не бывать там, раз император так решительно высказался против тех, кто запросто посещал этот дом.
Сию минуту слуга привёз мне из города ваше письмо, датированное 30 июля. Оказывается, Геверс получил его ещё пять дней назад; право же, его превосходительство после приезда принца совершенно потерял голову и думает только, как бы умчаться в Петергоф. Ведь и последнее ваше письмо он тоже продержал 3 дня. Будьте покойны — вернётся, и я возьмусь его проучить.
Уже не раз хотел я сообщить, что ваши письма ко мне вскрывают; то же было и с последним, разве что вы воспользовались вместо печатки большим пальцем, но едва ли это возможно. Печать была изуродована до неузнаваемости, это и возбудило мои подозрения, я же знаю, насколько вы аккуратны и подобный способ запечатывать письма отнюдь не походит на вас. Если мои предположения основательны, надо бы узнать, откуда это идёт, и по возможности воспротивиться.
Геверс был в министерстве иностранных дел, где ему сказали, что прибыла только посылка на адрес графини Нессельроде[47]. Поверьте, я совершенно несчастен из-за того, что у меня нет белья. Передайте папе и сёстрам, что я не пишу им, потому что мне нечего им рассказать: всё, что я мог бы написать, они узнают от вас, так оно даже лучше; скажите ещё, что я сердечно их обнимаю. Ну а вас, вы знаете, я в воображении обнимаю так же крепко, как люблю.
Всецело ваш
Дантес
Скажите Альфонсу, пусть покажет вам моё последнее пылкое увлечение, а вы напишете, хорош ли мой вкус и разве не возможно из-за юной девушки забыть о правиле, гласящем, что всегда следует обращаться только к замужним женщинам.
О балах на Водах пишет и Екатерина Николаевна Гончарова в письме брату Дмитрию от 22 июля того же 1835 года: «У нас теперь каждую неделю балы на водах в Новой Деревне. Это очень красиво. В первый раз мне там было очень весело, так как я ни на одну минуту не покидала площадку для танцев, но вчера я прокляла все балы на свете и всё, что с этим связано: за весь вечер я не сделала ни шагу, словом, это был один из тех несчастных дней, когда клянёшься себе никогда не приходить на бал из-за скуки, которую там испытала».
В том же письме упоминается и демидовский бал: «17 числа мы были в Стрельне, где мы переоделись, чтобы отправиться к Демидову, который давал бал в двух верстах оттуда, в бывшем поместье княгини Шаховской. Этот праздник, на который было истрачено 400 тысяч рублей, был самым неудавшимся: все, начиная со двора, там ужасно скучали, кавалеров не хватало, а это совершенно невероятная вещь в Петербурге, и потом, этого бедного Демидова так невероятно ограбили, один ужин стоил 40 тысяч, а был самый плохой, какой только можно себе представить; мороженое стоило 30 тысяч, а старые канделябры, которые тысячу лет валялись у Гамбса на чердаке, были куплены за 14 тысяч рублей, в общем, это ужас что стоил этот праздник и как там было скучно». (См.: Вокруг Пушкина. С. 217.) Пушкин также был участником этого праздника, а значит, был и в Стрельне, сопровождая жену и своячениц. На такой праздник сёстры выехать одни никак не могли по всем писаным и неписаным правилам. Кроме того, сохранилось несомненное свидетельство пребывания Пушкина на этом празднике — запись рукою поэта на книге Кольриджа из его библиотеки «Образцы застольных бесед…» (Лондон, 1835, на англ, яз.): «Купл. 17 июля 1835 года, день Демид. праздн. в годовщину его смерти». (Рукою Пушкина. Изд. 2, переработанное. // Пушкин. Полное собрание сочинений. Том 17, дополнительный. М., 1997. С. 577—578.)
Описание Графской Славянки встречается и в письмах родителей Пушкина дочери Ольге. Жившие в это лето на даче в соседнем Павловске, они ездили осматривать имение гр. Самойловой и остались от него в восхищении. С.Л. Пушкин писал дочери 12 июля 1835 г.: «Несколько дней тому назад я ездил с Измайловыми осматривать в Славянке дворец графини Самойловой. Это — сокровище; невозможно представить себе ничего более элегантного в смысле мебелей и всевозможных украшений. Архитектором и декоратором является Брюлов. Все ходят смотреть это, точно в Эрмитаж. Ванная комната её вся розовая, и волшебством цветного стекла, заменяющего окно, все там кажутся светло-розовыми, и сад и Небо чрез это стекло приобретает бесподобную окраску, а воздух кажется воспламенённым. Говорят, это напоминает Небо Италии, — признаюсь, у меня от него заболели глаза, и когда я оттуда вышел, мне всё, в течение трёх или четырёх минут, представлялось зелёным». (См.: Письма С.Л. и Н.О. Пушкиных к их дочери О.С. Павлищевой. 1825—1835. СПб., 1993. С.290.)
