Чёрная радуга - [53]

— Ты же говорил, что она спит, — заметил Вадим.

— Кто ее знает, — пожал плечами друг, — может, она еще не приняла свое снотворное.

Так друзья просидели минут десять или даже больше. Бирючина у забора была густой, высокой, так что волноваться о своей конспирации им не приходилось.

— Наверное, пора, — заметил, наконец, Клаус. — В окнах свет так и не загорелся, никакого движения нет. Пошли!

Он поднялся и первым потрусил в сторону дома. Вадим поправил свой мешок со свечами и едой, и последовал за ним. Вокруг все замерло. Темный дом словно бы присматривался к незваным гостям своими глубокими глазницами-окнами. Возможно, он заманивал мальчиков в ловушку. Это ощущение притихшего, притаившегося врага не отпускало Вадима всю дорогу до дома. Не доходя до входной двери, Клаус свернул налево, молча показывая направление другу. Так они прошли вдоль стены дома, то и дело подныривая под окна.

— Я был здесь сегодня днем и оставил открытым окошко в подсобку, — объяснил Клаус, когда Вадим нагнал его на углу. — Вот оно! — он показал на плотно прикрытое окно.

— Вроде бы оно закрыто, — с некоторой надеждой произнес Вадим.

— Сейчас проверим, — ответил Клаус и встал в полный рост. Он прикоснулся к раме обеими рукам и слегка надавил. Окно не тронулось с места. — Черт! Неужели закрыли?

— А другого пути нет? — поинтересовался Вадим. — Может быть, ключи?

— От входной двери? — Клаус был раздосадован. — Если бы я мог их достать, то не стал бы затевать всю эту дребедень с окошком.

Но он решил не сдаваться и приналег сильнее. Рама чуть тронулась, слегка скрипнув в звенящей тишине сада. Мальчишки разом присели и замерли. Казалось, что они раскрыты. Сердца скакали прочь, галопом. Обступившая тишина была хуже, чем шум проснувшейся тетушки. Неизвестность пожирала их волю.

Наконец, Клаус тронул друга за руку.

— Оно все-таки открыто! — улыбнулся он. Вадим понял, что его друг улыбается по белому блеску зубов в темноте. И тот действительно был рад.

Клаус снова поднялся во весь рост и посмотрел на соседние окна. Шикнул Вадиму. Когда тот поднялся, он констатировал:

— Спит! Видишь, ни в одном окне свет не появился. Видимо, мы дождались хорошего момента. Пошли!

На сей раз оконная рама уже с завидной легкостью открылась внутрь темной комнаты, и Клаус залез в дом. Вадим последовал за ним, озираясь по сторонам. В саду было по-прежнему тихо. Также тихо было и внутри дома. Клаус некоторое время привыкал к темноте, пытаясь различить очертания предметов.

— А, черта с два! Давай фонарь запалим, все равно ничего не увидим! — выругался он.

— А ее здесь быть не может? Тетушки-то?

— В подсобке? Вряд ли! — усмехнулся Клаус, зажигая масляный фонарь. Пламя с трудом раздвинуло оковы ночи, заливая центр помещения слабым желтым светом. Здесь был голый бетонный пол, на стенах висело невообразимое количество всевозможных ящиков с инструментами, стояли какие-то бутылки, банки, канистры с водой, пакеты с углем, прямо на полу лежали какие-то запчасти от паромобиля.

— Красота, правда ведь?! — восхищенно задрал голову Клаус.

Вадим мало что понимал в технике и потому решил промолчать. Его скорее раздражало такое большое количество непонятных деталей и общий хаос, царивший в помещении. Хотя, по большому счету, ощущение хаоса могло рождаться и в силу того, что свет фонаря выхватывал лишь лоскуты из окружающей обстановки. В их случае сложно было составить целостное восприятие окружающего.

— Пошли искать тетушку! — наконец сказал Клаус.

— Хм, это еще зачем? Проверить спит ли?

— Точно, — кивнул Клаус. — К тому же нам не помешает знать, где она вообще находится.

— Думаю, не в той комнате, где лежит тело…

Они побрели в полной тишине далее, внутрь дома, минуя все новые и новые комнаты. В руках Клауса слабо горел фонарь — он убавил его свет до минимума. В одной из дальних комнат мальчики обнаружили тетушку. Она лежала спиной к входной двери и, судя по храпу, приняла сегодня изрядную порцию абсента.

— Да! Поболее трех рюмок будет! — тихо усмехнулся Клаус.

Они прикрыли дверь и вернулись чуть назад, к двери, на которой висел цветочный венок. Здесь так резко пахло зеленью, что Вадим чуть было нос не зажал.

— Здесь! — кивнул Клаус.

Половицы под их ногами слабо постанывали, и мальчики постоянно озирались вокруг. А вокруг был лишь мрак коридора, скопившийся здесь из-за отсутствия окон.

Клаус приоткрыл дверь и медленно просунул голову в комнату. Неизвестность пугала даже такого бесшабашного сорвиголову, как он.

— Ну? — поинтересовался Вадим, стоя за спиной друга. — Чего стоишь?

Клаус наконец-то пересилил свои страхи и вошел в комнату, где лежало тело покойника. Вадим быстро прошмыгнул за ним. Здесь стояла не такая беспросветная тьма, как в коридоре: окно было приоткрыто и с этой стороны светила луна. Ее бледный свет заливал комнату, словно бы она была наполнена каким-то заменителем воздуха. И казалось, что, вдыхая здесь полной грудью, ты ощущаешь кислый вкус лунной пыли на языке.

Сияющее белизной одежд тело покойника лежало на традиционном деревянном настиле — скафе, — который стоял на нескольких стульях посреди комнаты. Именно на скафе спустя семь дней тело умершего хоронили или кремировали. В Пустоши было принято кремировать, поскольку многие считали, что тело без души станет лакомым кусочком для порождений ночи. На севере — в том же Номарке — наоборот, было принято хоронить умерших в земле. Отец Клауса, видимо, хотел все сделать по южным традициям и оттого решил ветерана кремировать. В Барндоме крематория не было — слишком маленький городок. Поэтому через неделю тело дяди Клауса погрузят в черный катафалк и отправят в Хонрай.