Черная Орхидея - [4]

* * *

После бойни, прекратившейся к утру, все улицы были завалены разбитыми бутылками, брошенными палками и бейсбольными битами, а над городом висел густой дым пожаров. Для транспортировки своего девятого уголовника в следственный изолятор окружного суда Бланчард вызвал машину из Холленбек-стэйшн. Когда патруль забирал у нас Томаса Дос Сантоса, тот разрыдался. Мы с Бланчардом пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны: он — в офис окружного прокурора писать отчет о задержании карманника, я — на Центральный участок, на очередное дежурство.

Муниципалитет Лос-Анджелеса запретил ношение мешковатых брюк и пиджаков до колен как у зутеров, а мы с Бланчардом снова почти перестали разговаривать, только во время перекличек. Все, о чем он с такой уверенностью говорил той ночью в заброшенном доме, сбылось.

Он получил сержанта и в августе перевелся в Отдел по борьбе с наркотиками Хайленд-парка, а неделю спустя Томас Дос Сантос отправился в газовую камеру. Прошло три года. Я продолжал работать патрульным в Центральном участке. И вот как-то утром, посмотрев на доску, на которой отмечались переходы и повышения по службе, в самом верху списка я увидел: «Бланчард Лиланд, сержант; с 15 сентября 1946 года переводится из Отдела по борьбе с наркотиками и проституцией Хайленд-парка в Отдел судебных приставов».

И конечно, мы стали напарниками. Теперь, вспоминая то время, я с точностью могу сказать, что у Бланчарда не было никакого пророческого дара, просто человек делал все возможное, чтобы приблизить свое будущее, я же к нему просто медленно катился. И это его «шерше ля фам», произнесенное ровным низким голосом, до сих пор не дает мне покоя. Потому что партнерство наше было всего лишь извилистой дорожкой, ведущей к Орхидее. А этот «цветок» овладел нами без остатка.

Часть первая Огонь и Лед

Глава 1

Дорога к партнерству началась для меня незаметно. Она стала приобретать свои контуры, когда в участке поползли слухи о нашем с Ли поединке. В тот день я штрафовал за превышение скорости в Банкер Хилл, сидя в засаде на пересечении Секонд— и Бодри-стрит. К концу дежурства моя книжечка с квитанциями о штрафах была исписана вдоль и поперек. От непрерывного восьмичасового наблюдения голова уже ничего не соображала. Возвращаясь в участок и проходя мимо комнаты для инструктажа, в которой толпились желавшие послушать дневную сводку преступлений, я невзначай услышал Джонни Фогеля:

— Они уже сто лет не дрались, Хорралл запретил частные бои, думаю, дело не в этом. Мой отец корешит с Еврейчиком, и тот говорит, что ставил бы на Джо Луиса, будь тот белый.

Том Джослин толкнул меня локтем:

— Блайкерт, это они о тебе говорят.

Я посмотрел на Фогеля, который разговаривал с кем-то в сторонке.

— Выкладывай, Томми.

Джослин ухмыльнулся.

— Ты знаешь Ли Бланчарда?

— Спрашиваешь.

— Так вот, он теперь пристав.

— А то я не знаю.

— Ладно. Напарник Ли уже заканчивает свою двадцатку. Никто не думал, что он сразу нас покинет, но похоже на то. Эллис Лоу — зам окружного прокурора и начальник того самого отдела, куда он пристроил Ли, — сейчас ищет смышленого парня к нему в пару. Говорят, Лоу неравнодушен к боксерам и поэтому хочет, чтобы напарником Ли стал ты. С другой стороны, папаша Фогеля работает в следственном отделе, они с Лоу вроде друзья, и Фогель-старший вовсю старается пихнуть туда своего сыночка. Если честно, ни он, ни ты не обладаете достаточной квалификацией. А вот я...

Задетый последними словами, но, притворившись, будто мне наплевать, я сострил:

— Зубки у тебя мелковаты. В клинче надо уметь кусаться. Чтобы получить место в Отделе, надо пройти через сотни клинчей.

* * *

Но мне было не наплевать.

В ту ночь я сидел на ступеньках своего дома и смотрел на гараж, в котором находились вещи из моего прошлого: боксерские груши, альбом с газетными вырезками, программки на поединки, рекламные фотоснимки. Я размышлял о том, чего успел и не успел достичь в боксе; о том, как сбрасывал вес, вместо того чтобы набрать лишние десять фунтов и драться с тяжеловесами; вспоминал, как в том самом зале, куда мой отец ходил на собрания нацистского общества, я лупил неповоротливых мексиканцев среднего веса. Полутяжелый вес был ничейной землей. И с самого начала я решил, что это как раз моя категория. При весе в 175 фунтов я бы легко мог станцевать на цыпочках, мог бы наносить точные, стремительные хуки, а против моего левого бокового мог устоять разве что бульдозер.

Но в полутяжелом не было бульдозеров, потому что любой боксер этой категории, жаждущий славы, жрал в три горла, чтобы превратиться в тяжеловеса, даже зная, что потеряет былую подвижность и силу удара. Полутяжелый вес был безопасной территорией. Он гарантировал деньги без особого напряга. Полутяжелый — это статьи Бревена Дайера в «Таймc», обожание со стороны папаши и его зацикленных дружков-антисемитов, звездный статус в районе Линкольн-хайтс и Глэссел-парк. Иными словами, потолок, которого я мог достичь, не выбиваясь из сил.

И тут появился Ронни Кордеро.

Мексиканец из Эль-Монте. Средний вес, юркий, хорошо поставленный удар с обеих рук, вязкая защита — локти по бокам для отражения ударов в корпус. В девятнадцать он имел достаточно крепкую для своей категории мускулатуру. Со временем, заматерев, он, безусловно, придвинется к тяжелому весу и к большим деньгам. В свои годы Кордеро уже одержал четырнадцать побед нокаутом подряд, побив всех сильнейших в городе боксеров среднего веса. Совершенствуясь в мастерстве и желая испытать на прочность всех противников, он бросил вызов и мне со страниц «Геральд».