Черная Орхидея - [5]

Я знал, что Кордеро сравняет меня с землей. А проигрыш мексикашке нанесет урон моему имиджу местной знаменитости. Я знал, что уклонение от боя навредит мне, но ответ на вызов просто убьет. И стал искать место, куда можно смыться. Армия, флот и морская пехота выглядели неплохо, затем разбомбили Перл-Харбор, и они стали воплощением героизма. Потом с папашей случился удар, он потерял работу и пенсию и перешел на кормление с ложечки. Мне была дана отсрочка от военной службы, и я пополнил ряды полицейского управления Лос-Анджелеса.

Я знал, куда ведут эти мысли. Жлобы из ФБР спрашивали меня, кем я себя считал: немцем или американцем, и намекали, что я мог бы доказать свой патриотизм, оказав им некую услугу. И чтобы не думать дальше на эту тему, я сосредоточил все свое внимание на хозяйском коте, выслеживавшем пташку на крыше гаража. Когда кот прыгнул, я признался себе, что очень хочу, чтобы слова Джонни Фогеля оказались правдой.

Работа в Отделе судебных приставов повышала твой статус среди полицейских. Можно было носить штатское, ездить на обычном автомобиле. Работа в Отделе означала охоту за настоящими преступниками, а не просто разгон пьяниц и попрошаек перед «Миднайт Мишн»[3]. Она подразумевала сотрудничество с офисом окружного прокурора и одновременно со следственным отделом, равно как и ужины с мэром Бауроном, если, конечно, он был в настроении послушать рассказы о состоявшихся битвах.

Размышления на эту тему расстроили меня. Я спустился в гараж и принялся колотить грушу, пока не начало сводить руки.

* * *

В течение нескольких недель после этого я патрулировал северные границы нашего участка. В напарники мне дали новичка-балаболку, которого звали Сидвел. Парнишка только что вернулся с Панамского канала, где три года служил в военной полиции. Словно преданная собачонка, он следил за каждым моим словом и был настолько очарован работой в обычной полиции, что после дежурства задерживался в участке, чтобы потрепаться с надзирателями, поиздеваться над фотороботами разыскиваемых преступников в раздевалке, в общем, надоедал всем, пока кто-нибудь не советовал ему валить домой.

Он не отличался хорошим воспитанием и чувством такта, мог болтать с кем угодно и о чем угодно. Я был в числе его излюбленных тем для разговора, все сплетни он пересказывал тоже мне.

Я игнорировал большую часть слухов, в частности о том, что начальник управления Хорралл собирается создать сборную по боксу и предложит мне место в Отделе, если я и Ли согласимся войти в состав этой сборной; а окружной прокурор Эллис Лоу якобы перед войной выиграл кучу денег, делая ставки на мои победы, и теперь будто бы возвращает мне свою запоздавшую благодарность; и еще, что Хорралл отменил свой приказ, запрещавший частные бои, и что какая-то шишка хочет порадовать меня и одновременно на мне заработать. Все эти сказки звучали слишком странно, хотя я знал, что бокс сейчас для меня на втором плане. Из всех этих сплетен я уяснил для себя лишь одно — на вакансию в Отдел претендуют двое — я и Джонни Фогель.

У Фогеля в этом отделе работал папаша. Что до меня, то на тот момент я был всего лишь набравшим вес бывшим чемпионом. Понимая, что единственный шанс одолеть кумовство — это привести себя в форму, я начал тренировки, сел на диету и прыгал через скакалку, пока не превратился в красивого и стройного полутяжеловеса. После этого я стал ждать.

Глава 2

Уже неделю мой вес держался на отметке 70 кг. Тренировки меня измотали, и ночи напролет мне не снилось ничего, кроме еды, — отбивные, сэндвичи и сливочные пироги с кокосом. Я дошел до такого состояния, когда готов был променять свои мечты по поводу перевода на свиную отбивную в каком-нибудь заштатном кафе. Тут еще позвонил сосед, который за двадцатку в месяц присматривал за моим папашей, и сообщил, что старик опять чудит — воюет с бродячими собаками, поливая их из водяного пистолета, и транжирит все деньги, получаемые по карточке соцстрахования, на бульварные журналы и игрушечные модели самолетов. Я понял, что требуется мое вмешательство. Ибо теперь всякий беззубый пьяница, попадавшийся мне на глаза во время дежурства, казался причудливой версией сбрендившего Дольфа Блайкерта. Как раз когда я наблюдал за одним таким забулдыгой, по рации прошло сообщение, которое навсегда изменило мою жизнь.

— 11-А-23, позвоните в участок. Повторяю: 11-А-23, позвоните в участок.

Сидвел ткнул меня в бок.

— Нас вызывают, Баки.

— Ответь.

— Диспетчер сказал, чтобы мы позвонили в участок.

Я повернул налево и припарковался. Затем, показав на телефонную будку, сказал Сидвелу:

— Откроешь этим. Маленький ключ рядом с твоими наручниками.

Он послушно взял ключ и пошел к будке. Несколько минут спустя он с недовольным выражением лица вернулся к машине.

— Тебе нужно срочно явиться к начальнику Отдела судебных приставов.

Первое, о чем я подумал, — это об отце. С тяжелым предчувствием я доехал до городской администрации, оставил машину Сидвелу и поднялся на лифте на четвертый этаж, в офис шефа Тада Грина. Секретарша провела меня в святая святых — кабинет, где в кожаных креслах уже сидели Ли Бланчард, в широких брюках и темно-бордовой куртке, один, тощий как скелет, тип в твидовом пиджаке и куча других шишек. Никогда в жизни я не видел столько начальства в одном месте.