Черная молния. Тень буревестника. - [5]
— Да по приколу, — ошеломляющий прозвучал ответ, — пусть каждый овощ знает, защитить его некому, а пришельцы пусть помнят: это наша земля.
Вадим опять неприятно усмехнулся, шевельнул широкими плечами и глядя на этого растерянного мужика по виду типичного овоща из теплицы и продолжил напористого говорить:
— Я ведь святого из себя не корчу. Было, били. Детей, девок и баб никогда не трогали. А взрослые… пусть учатся защищаться и сами собираются в группы для отпора или пусть сидят безвылазно в своих норках и дрожат, дрожат от страха. По пришельцам. Как они, так и мы. Понял? Они полно наших ребят порезали и покалечили. Пусть знают, ответ будет. Теперь понял?
— Мы давно отошли от бессмысленных действий, — примирительно и чуть снисходительно заметил Юра, — это время уже прошло. Только точечные удары и только по виновным, зря мы никого не трогаем.
— Ты мне вот что скажи, — обращаясь к Вадиму стал настаивать я, — ты нацист? И если так, то…
Вадим только моргнул, как его только что спокойно сидевший собеседник откинув стул резко вскочил и чеканя слова договорил:
— Мой дед под Сталинградом погиб, я его память не предам. Фашистскую мразь к стенке. Понял? Теперь ты меня понял? Сопляк! Тебя еще в проекте не было, а я уже воевал. Стрелять умею. Помни фашистов к стенке.
Вадим в комичном ужасе поднял руки, нарочито испуганно прохрипел: «Сдаюсь. Гитлер капут». Беззаботно захохотал Юра. Стоявший за стойкой и варивший кофе бармен с недоумением на них посмотрел…
В Мюнхене бармен за стойкой перетиравший пивные бокалы тоже с недоуменной растерянностью смотрел на этого здоровенного русского парня что-то бешено кричавшего на своем варварском языке, но одно слово из этого дикого наречия бармен знал: «Сталинград».
В Германию Вадим приехал поступать в университет. Ну поступать это конечно слишком напыщенно заявлено, точнее он прибыл на курс изучения немецкого языка необходимого для поступления в университет. А если уж совсем откровенно, то ему отец посоветовал пожить с годик в Германии пока тут не утрясется и не забудется дело о причинении потерпевшим, тяжких телесных повреждений. Не установленных лиц причинивших эти повреждения хотели установить. Проводились стандартные оперативно-розыскные действия по бытовой статье. Формально по бытовой, но уже тогда участились нападения и стычки причины которых были весьма далеки от бытовых недоразумений или обычных уголовных дел. Активные группы выявляли, их членов ставили на оперативный учет и довольно часто сажали. Шульц лидер группы в которую входил Вадим, посоветовал всем не трепать языками даже среди своих. Решение Вадима поучить в Германии язык лидер одобрил и попросил установить связь с немецкими камрадами и вообще прикоснуться к истокам национал — социализма и черпать знания об этом явлении из первоисточника.
Германия сильно разочаровала Вадима. Камрадов видно не было, но зато от природы смуглых лиц с характерными восточными или африканскими чертами, было полным полно. Немцы тоже не радовали. Какие то они были не такие… Уж больно в массе своей они упитанные и довольные всем сущим. Но больше всего поразил Вадима случай который он сам видел на улице: здоровенного немца по внешности истинного Зигфрида намеренно толкнул уж очень смуглый прохожий и остановился дожидаясь его реакции. Зигфрид реагировал незамедлительно, он стал вежливо извинятся. «Охренеть! — подумал смотревший на них расстроенный и ждавший нордической битвы Вадим, — даже у нас дома такого нет. Ну тут у них и толерантность. Просто толераст на толерасте. Все этой стране капец!»
На их подготовительном курсе немецкий язык для иностранцев из России преподавала пожилая властная немка еще в конце восьмидесятых годов прошлого века эмигрировавшая из СССР. Оба языка русский и немецкий она знала отлично, образ мыслей, так сказать менталитет, своих студентов хорошо понимала и кроме всего прочего давала им бытовые советы по поведению в чужой культурной среде. Ей Вадим откровенно и высказал свое недоумение. Frau (студенты прозвали ее Фау) сдержанно попросила всё его недоумение изложить в устной и письменной форме на немецком языке, затем аккуратно указала на допущенные ошибки, а уж потом по русски с протяжным бабьим вздохом сказала:
— Максимум через пятьдесят лет, немцы или растворятся в новой для них этнической среде или их остатки побегут из своей страны куда глаза глядят, — и с грустным чисто русским оптимизмом, добавила, — Слава богу я к этому времени уже умру.
— И что у вас это не понимают? — все еще недоумевал Вадим.
— Молодой человек! — намеренно твердой интонацией подчеркивая каждую букву ответила немецкая Фау на безукоризненно русском литературном языке, — поверьте мне, я жила в двух измерениях. В советской системе ценностей и в общеевропейской системе моральных координат. И вот что я вам скажу: первая половина двадцать первого века будет эпохой возврата к национальным ценностям титульных наций. Или сработает предохранитель инстинкта самосохранения или наша нация как и вся белая раса будет обречена на мучительную агонию и неминуемое вымирание.
Тут Фау воодушевившись и выйдя из — за стола звучно и сурово продекламировала:
Это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что этот рассказ не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.
Как-то раз одуревшие с голодухи десантники старательно опустошили местную дынную бахчу, и афганские крестьяне не преминули тотчас пожаловаться командованию. Чтобы замять инцидент, убытки дехканам компенсировали большой партией армейского сухпайка. Спустя некоторое время «Голос Америки» сообщил, что «рашен коммандос травят мирное население Афганистана бактериологическим оружием». Весь гарнизон сутки по земле катался от смеха… Война, как ни странно, это не только страх, смерть, кровь. Это еще и забавные, веселые, невероятные истории, которые случались с нашими бойцами и поддерживали в них светлую надежду на то, что война закончится, придет долгожданный мир и они вернутся домой живыми…
Всегда были и есть люди на всю жизнь отравленные наркотиком войны. В узких кругах не парадных ветеранов их так и называют "Человек — Война".
Вещь трогает до слез. Равиль Бикбаев сумел рассказать о пережитом столь искренне, с такой сердечной болью, что не откликнуться на запечатленное им невозможно. Это еще один взгляд на Афганскую войну, возможно, самый откровенный, направленный на безвинных жертв, исполнителей чьего-то дурного приказа, – на солдат, подчас первогодок, брошенных почти сразу после призыва на передовую, во враждебные, раскаленные афганские горы.Автор служил в составе десантно-штурмовой бригады, а десантникам доставалось самое трудное… Бикбаев не скупится на эмоции, сообщает подробности разнообразного характера, показывает специфику образа мыслей отчаянных парней-десантников.Преодолевая неустроенность быта, унижения дедовщины, принимая участие в боевых операциях, в засадах, в рейдах, герой-рассказчик мужает, взрослеет, мудреет, превращается из раздолбая в отца-командира, берет на себя ответственность за жизни ребят доверенного ему взвода.
Это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что этот рассказ не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.
Из переписки с читателями:Вопрос: Этот роман случайно не о писателе Иване Ефремове? Ответ: Все что изложено, в данном повествовании является авторским вымыслом, а любое сходство с реальными событиями и людьми - совпадением.
(Из сборника "Двенадцать рассказов", Counterpoint, 1997)
Александр Кабаков – прозаик, журналист; автор романов «Все поправимо», «Последний герой», повестей «Невозвращенец», «Беглец», сборника рассказов «Московские сказки».Сандра Ливайн – американская писательница, автор сборника детективов и… плод воображения Александра Кабакова. «Моему читателю не надо объяснять, что повести Сандры Ливайн включили в книгу моих рассказов не по ошибке – я ее родил, существует эта дама исключительно на бумаге. Однако при этом она не менее реальна, чем все персонажи рассказов, написанных от моего имени в последние годы и включенных в эту книгу.Детективы Сандры Ливайн и другие мои фантазии на сиюминутные темы – две стороны одного мира».
У него за спиной девять жизней и двадцать тысяч миль на колесах — этот кот заставил свою хозяйку поволноваться. Когда Сьюзен Финден принесла домой двух новых питомцев, одному из них не хватило смелости даже выбраться из своего укрытия под кроватью. Но совсем скоро Каспер стал подолгу пропадать на улице, и гулял он, как выяснилось, не пешком… Свою историю, тронувшую сердца миллионов людей по всему миру, кот-путешественник расскажет сам!
Роман «Минское небо» повествует о столкновении миров: атомно-молекулярного и виртуального, получившего в книге название «Семантическая Сеть 3.0». Студент исторического факультета Костя Борисевич внезапно обнаруживает, что он является не простым белорусским парнем, а материализовавшейся компьютерной программой Kostya 0.55. Грани между мирами в сознании парня постепенно стираются, а в водоворот чрезвычайных событий втягиваются его друзья и соседи по съёмной квартире: вечно пьяный Философ, всезнающий мизантроп Ботаник и прекрасная девушка Олеся, торгующая своим телом в ночных клубах.
Замучили трудности в общении с лицами мужской национальности? Никак не можешь завести в доме порядочное существо на букву «М»? А может быть, между вами любовь, чувства, ла-ла? Да только он предпочитает не тихо-мирно сидеть у тебя под юбкой, а только изредка туда заглядывать? И с редкостным упорством выносит твою зубную щетку из своего дома? Или тебя можно поздравить: тебе посчастливилось обзавестись новеньким мужчиной — почти без пробега или совсем чуть-чуть подержанным? И теперь ты озабочена, как бы часом не испортить свое приобретение неправильной эксплуатацией? Во всех перечисленных случаях эта книжка — как раз то, что тебе надо! Журналистка «SPEED-Info» Жанна Голубицкая утверждает: любовь по определению не может быть провальным проектом. Из любого мужчины — если уметь с ним правильно обращаться! — может получиться не только нормальный человек, но и достойный спутник жизни.
Курочка Ряба снесла, как ей и положено по сказочному сюжету, золотое яичко. А дальше никаких сказок — один крутой реализм, столь хорошо знакомый читателям и почитателям Анатолия Курчаткина. Золотая лихорадка по Джеку Лондону — с ночной пальбой и нападениями на инкассаторов — что ни говорите, не самый традиционный сюжет для российской сельской глубинки. Но трясет-то эта лихорадка героев вполне нашенских — сочных, гоголевских, знакомых до боли… Ни один из них не выйдет без потерь из битвы за золотые скорлупки.