Черная моль - [12]

— При всем уважении, — говорит аль Сафер, — я изложил свою позицию и узнал вашу. Как я понял, позиция Комитета заключается в том, что фейковый халифат заслуживает жить. Очевидно, про Израиль можно даже не спрашивать. Бисмилляхи рахмани рахим. Да пребудет с вами мир.

И выходит.

Повисает неловкая пауза.

— А не пообедать ли нам, господа? — предлагает Киссинджер.

* * *

Хаким просыпается на сене, вспоминает, что произошло, улыбается счастливо. Оглядывается. Примятое сено рядом с ним, но Лейлы нет. Он проводит рукой по сену, на кончиках пальцев кровь.

За стеной сарая оглушительно взвывает дизельный мотор.

Щурясь, Хаким выходит наружу.

Из башни танка Леклер высовывается веселый белозубый негр в голубом кепи и камуфляже.

— Коман тале Антали? Ву компрене? Депеш туа!

— Антали? — теряется Хаким.

— Антали, уи, коман тале? Лара! Ла-ра! Аксу!

— А! — понимает Хаким. — Та дорога!

Машет рукой в сторону трассы, идущей на Аксу.

— Мерси, камрад! А бьентО!

Негр что-то говорит в микрофон у рта, стучит по броне, черно-зеленый Леклер срывается с места, разворачивается и через поле рвется к трассе, оставляя уродливые вывороченные следы. Хаким потерянно смотрит, как откуда-то выворачивает колонна бронетехники. Он идет вслед за танком, спотыкается, падает на одно колено и видит среди комьев развороченной земли оторванную тесемку.

Глава 9. Банкуйте!

Уже знакомый конференц-зал с огромным овальным столом, за которым сидят 129 человек. Перед каждым айпад с трансляцией выступления очередного докладчика. Некоторые после сытного обеда задремывают. Старенький Вулфовиц незаметно забрасывает ноги на освобожденное Аль Ахметом кресло. Киссинджер косится на дырявые носки Вулфовица и вздыхает.

— Таким образом, мы пришли к выводу, что так называемый Opus Dei не религиозный орден, а тоталитарная секта, чьи цели весьма размыты и необъяснимы даже для узкого круга посвященных, — говорит докладчик, консервативный философ Уго Беретта. — Это организация, которая контролирует активы порядка полутриллиона долларов, в основном в виде недвижимости в США и странах Латинской Америки, а также в Италии, Испании и некоторых других. При этом все члены Opus Dei отрицают свое членство в организации. После ряда безуспешных попыток установить контакт с движением Комитет пришел к выводу о чрезмерности и бессмысленности направленных на это усилий. Таким образом, мы призываем обсудить исключение Opus Dei из списка организаций, задействованных в проекте «Судный день». Прошу высказываться, господа.

— Насколько достоверна информация об активах в 500 миллиардов долларов? — интересуется молодой Ротшильд. — Сами они утверждают, что контролируют от силы три миллиарда.

— Барон, вы что, собираетесь их ограбить? — насмешливо интересуется де Ларошфуко-Монбель. — Вам немцев мало?

* * *

Кабинет президента Украины. Совещание по поводу предстоящей инаугурации. За столом сидят пиарщики Дима и Юра, чернокожая женщина с пышной прической, коротко стриженный крепкий хлопец в лиловой шелковой рубашке, с золотой цепочкой на шее, несколько министров, и во главе стола сам президент, в сияющей белой сорочке с красным галстуком.

— Что мы забыли? — спрашивает президент и обводит всех взглядом.

— А эта книжка будет? — интересуется пиарщик Дима у министра напротив, тыкая пальцем в фотографию на экране айпада.

— Це Пересопницкое Евангелие, — угрюмо отвечает министр. — На книжках в Мордоре присягали. На сберкнижках.

Дима и Юра закатывают глаза.

— Можно жить с Евангелием и быть несчастным, — неожиданно встревает харизматичный хлопец с цепью, — можно присягать на Евангелии, но не видеть Бога. А не видеть Бога значит быть пораженным. А пораженный человек…

— Владимир, — кривится министр, — иншим разом, будь ласка!

Чернокожая женщина посылает министру воздушный поцелуй пухлыми губами.

— Нужно, короче, евангелие, цепь нужна. Не такая, — загибает пальцы пиарщик Юра, — со значками. Текст известный, текст выучили, Виктор… эээ…

— Алексеевич, — улыбается президент.

— Я запомню!

— Дякую! — иронично говорит Виктор Алексеевич. — Понимаю ваши сложности, в России не забудешь.

— Точно. Короче, цепь, евангелие, текст! Репетиция завтра. Инаугурация послезавтра. Приглашения разосланы. Депутаты подготовлены. СМИ?

— Все наши, — кивает Дима, — кроме Радио Свобода, пошли бы они на хер.

Президент укоризненно стучит пальцем по краю стола.

— Сорри. В общем, не надо их.

— Арсен?

— А я що, я ничого, — отзывается министр, уничтожая шарики в айпаде, — не треба так не треба.

— Почему с вами со всеми так сложно?! — президент встает из-за стола, рослый, красивый. — Собачитесь, как будто не одно дело делаем.

— Слава Украине! — говорит Дима.

Министр внутренних дел с трудом сдерживает себя.

Дверь в кабинет открывается, заходит немного растрепанный министр иностранных дел Павел Климкин.

— Дозвонился? — спрашивает президент.

— Не берут, — пожимает Климкин плечами.

— Блядь, Паша, что значит «не берут», мы третий день им звоним. Ты хоть представляешься, кто ты, откуда?

— Ну вот не берут! Ну что я сделаю!

— Отличная инаугурация! Вашу ж мать! А кто будет-то?

— Поляки будут, ээм… немцы. Хорваты, конечно.