Черная метка - [31]

— Если хочешь пойти служить в полицию, я не возражаю.

Звякнуло стекло, когда он вставил пробирки с кровью в штатив.

— Но если хочешь остаться здесь, Чак, ты должен будешь изменить отношение к работе: не отлучаться со своего места, быть ответственным и вести себя уважительно.

Я взяла с хирургического столика скальпель и пинцеты и взглянула на него. Казалось, он ожидал услышать это и заранее подготовил ответ.

— Может, я не идеальный работник, — сказал он, — но ответственный.

— Сейчас вряд ли можно назвать тебя ответственным. Мне нужны еще зажимы.

— У меня многое поменялось, — продолжал он, взяв с подноса зажимы и протянув их мне. — В личной жизни. Жена, дом, который мы купили. Вы не поверите, сколько у меня проблем.

— Сожалею о твоих трудностях, но у меня свои заботы: я руковожу системой медэкспертизы целого штата. У меня нет времени выслушивать оправдания. Если не будешь выполнять предписанные обязанности, считай, что у тебя появились большие неприятности. Не дай Бог мне войти в морг и обнаружить, что ты не подготовил работу. Не заставляй меня искать тебя еще раз.

— У нас уже появились большие неприятности, — быстро произнес он, словно давно ждал этого момента.

Я сделала надрез.

— Вы еще об этом не знаете, — добавил Раффин.

— Тогда расскажи, в чем заключаются эти неприятности, Чак? — спросила я, отгибая кожную ткань трупа до подкожного слоя.

Раффин смотрел, как я зажимами захватила кожу, чтобы она оставалась натянутой. Я остановилась и в упор посмотрела на него.

— Продолжай, — приказала я. — Рассказывай.

— Не знаю, вправе ли я говорить об этом, — произнес Раффин, и что-то в его глазах насторожило меня. — Послушайте, доктор Скарпетта, я понимаю, что был мальчиком на побегушках. Признаю, что во время рабочего дня уходил по своим личным делам и, наверное, не слишком ответственно выполнял свои обязанности. И мне не нравится Марино. Со всем этим я согласен. И все же скажу вам то, о чем все молчат, если пообещаете, что не накажете.

— Я не наказываю людей за честность! — воскликнула я, рассердившись на то, что он мог даже подумать такое.

Раффин пожал плечами, я уловила на его лице тень самодовольства. Он понимал, что разозлил меня.

— Не наказываю, — повторила я. — Я лишь надеюсь, что подчиненные все делают правильно; в противном случае они наказывают сами себя. Если не удержишься на своей работе, это твоя вина.

— Может быть, я подобрал не то слово, — ответил он, присев на каталку и скрестив руки на груди. — Я не так хорошо выражаю свои мысли, как вы. Просто не хочу, чтобы вы на меня обиделись за откровенность, хорошо?

Я промолчала.

— Все очень сожалеют о том, что случилось в прошлом году, — проговорил он. — Мы не представляем, как вы справились со своей бедой. Правда. Я хочу сказать, что если кто-то сделал бы такое с моей женой, не знаю, как я смог бы жить дальше; особенно такое, как со специальным агентом Уэсли.

Раффин всегда называл Бентона «специальным агентом», хотя я полагала это глупым. Если и был кто-то не обращавший внимания на должности и титулы и даже стеснявшийся их, то это Бентон. Но когда я вспомнила замечание Марино об одержимом желании Раффина работать в правоохранительных органах, начала понимать своего подчиненного. Вероятно, мой слабый, хрупкий смотритель морга преклонялся перед заслуженным агентом ФБР, который к тому же специалист по психологическому профилированию, и я подумала, что его усердие в работе в то время было вызвано скорее авторитетом Бентона, чем моим.

— Это повлияло на нас всех, — продолжал тем временем Раффин. — Вы знаете, что он приходил сюда, заказывал обеды, пиццу, шутил и болтал с нами. Такой важный человек вел себя как равный. Это не укладывалось в голове.

Слушая Раффина, я перебирала в памяти известные мне факты из его биографии. И вдруг все поняла. Его отец погиб в автомобильной катастрофе, когда Раффин был ребенком. Его воспитывала мать — прекрасная интеллигентная женщина, преподававшая в школе. Его жена тоже отличалась сильным характером, а теперь он работал под моим началом. Меня всегда поражало, сколько людей возвращаются в детские годы в поисках виноватого в своих неудачах, которым в данном случае была властная женщина.

— Все боялись лишний раз побеспокоить вас, — рассказывал Раффин. — Поэтому никто ничего не говорил, когда вы не обращали внимания на то или другое, а тем временем происходило и происходит многое, о чем вы не догадываетесь.

— Например? — спросила я осторожно.

— Ну, во-первых, у нас завелся вор, — резко ответил он. — И я бьюсь об заклад, что это кто-то свой. Воровство продолжается уже несколько недель, а вы ничего не делаете.

— Я узнала об этом лишь недавно.

— Что еще раз доказывает мою правоту.

— Это смешно. Роза ничего от меня не утаивает.

— С ней тоже обходятся осторожно. Откройте глаза, доктор Скарпетта: люди считают ее вашей стукачкой. Ей не доверяют.

Я заставила себя сконцентрироваться на своей работе, так как его слова меня задели. Я продолжала снимать кожу, стараясь не разрезать. Раффин ждал ответа. Я посмотрела ему в глаза.

— У меня нет доносчиков, я в них не нуждаюсь. Каждый мой сотрудник знает, что может всегда прийти ко мне и обсудить любой вопрос.