Черная кровь. Черный смерч - [19]

Матхи уже не кружил окрест тускло светящего огневища. Он застыл, опустившись на колени, лицо отрешённое, неживые глаза закачены. Лишь руки продолжают жить напряжённой жизнью, ударяют по тугой коже бубна, встряхивают, чтобы звонко разливались костяные брекотушки, указывая волхву дорогу. Бубен – это жизнь чародея. Пройти без него в верхний мир, может, и удастся, а вот вернуться обратно – нет. Заплутаешь, закружишь и останешься навек не пойми кем: не духом, не человеком, а досужим воспоминанием. Внизу ты можешь быть грозным магом, но без бубна наверх пути нет. В том и заключена разница между шаманом и просто волшебником. Шаман порой меньше может, но всегда лучше понимает. Ему открыты пути к первоосновам. Вот только всегда ли помогает бессильное знание?

И всё же Ромар хотел знать, чем бы это ни обернулось для него.

Медленно, очень медленно уплывал Ромар из родного мира, робкими шажками двигаясь по звуку чужого бубна. Его не оставлял страх, что сейчас Матхи глубоко вздохнет, очнувшись, прощально проведёт костяшками пальцев по гулкой коже и отложит потрудившийся бубен до следующего раза. А непрошеный гость останется в смутном мире, и брошенное у костра тело быстро зачахнет без души.

Никто не знает, каков в действительности верхний мир. Разным людям видится он по-разному, да и с течением времени может меняться. Когда-то Рута приводил сюда молодого и неопытного Ромара, и тот помнит нечто безвидное, медленно и слабо шевелящееся. Где-то тлел огонь и, кажется, росли деревья. Однако стоило прикоснуться к трёхохватному стволу, и он бесшумно разламывался, рассыпаясь хрупкими обломками. Рута не велел ничего трогать, а просто водил Ромара, взявши за руку и ничего не объясняя. Потом, когда Ромар лишился рук, Рута уже не позволял ходить за ним в верхний мир, брал с собой другого ученика, которому предстояло держать бубен после его ухода. И лишь перед самой смертью, когда Рута уже не вставал с постели, а порой и попросту заговаривался, он вдруг сказал Ромару, безотрывно сидящему рядом:

– Слушай тайну, которую вовек не скажет ни один мудрец. Эту тайну не передают по наследству, её каждый находит или не находит сам. Но тебе я скажу, потому что ты не можешь ходить туда. Так вот, никакого верхнего мира нет! Не веришь? И всё-таки это так. Есть лишь один мир, и всё сущее пребывает в нём. Верхний мир лишь кажется нам другим миром. Мир подобен реке. Можно смотреть на неё с обрыва, можно наблюдать, забившись в камыши, а можно нырнуть в омут и таращить глаза под водой. Каждый раз увидишь разное, но ведь на самом деле река остаётся неизменной, меняется лишь твой взгляд. Поэтому старайся обходиться без верхнего мира. Быть может, в том и скрыто твое предназначение…

Теперь, вспоминая тот разговор, Ромар мысленно сказал учителю:

– Не знаю, возможно, ты прав, но иногда, чтобы увидеть верный путь, надо поглядеть на мир сверху. И тогда охотник лезет на сосну, а шаман берёт бубен. Трудно идти, не зная дороги, и не возможно вовсе, не зная дороги, вести других. Оставшись без рук, я оказался слепым, потому что иду ощупью.

Бесплотный мир сил и духов поглотил Ромара, беззвучно хлестнув в лицо холодным вихрем, несущим мокрую пыль. Неспокойно было вокруг: что-то двигалось, вздыхало, лопалось с сочным звуком. И ничего не было видно. Может быть, нижний мир навеки стал для него таким, а может быть, ему просто не повезло, и он поднялся на свой обрыв ночью. Интересно, бывает ли ночь там, где нет солнца? И как без света высматривать верный путь?

Ромар шагнул наугад, ударился обо что-то, и оно рухнуло, на миг наполнив молчаливую вселенную звоном и скрежетом. Потом Ромар, кажется, увидел кострище: смутно краснеющие угли и голубые языки угарного пламени, которое никто не поддерживал. Ромар протянул вперёд руку, стараясь ладонью ощутить идущее от огня тепло. «Ладонью? – удивился он и сам себя успокоил: – Да, ладонью». Была рука, была ладонь, а тепла не было, и, значит, не было костра. Мучительно, до истомы хотелось погрузить пальцы в угли, проверить, что там скрыто, но Ромар не стал этого делать. Если Рута сказал истину, то кто знает, что переменится в нижнем мире от этого прикосновения?

Ромар сделал ещё один слепой шаг, прислушался. Слух тоже не помогал, всё кругом было обманным, но всё же врождённым чутьём Ромар почувствовал опасность. Так в тишине и спокойствии идёт степной вал, или страшная волна, прорвавшая в верховьях реки ледяной затор, несётся по узкому руслу, перемешивая грязь, землю, пену, задирая в небеса изгибистый гребень, готовясь смять и растереть в слизь всякого встречного. Но пока бедствие не рухнуло, вокруг царят удивительная тишина и редкостное спокойствие, лишь далёкий бубен продолжает звать, ударяя всё резче и тревожнее. Покорный этому звуку, Ромар шагнул назад и с маху врезался во что-то неподатливо твёрдое, палящее невыносимым огнём и холодом. Оно опрокинуло Ромара, ударило в грудь, размазав по земле, расплескав кровь и разум, ударило, не глядя, не думая и, кажется, даже не заметив. А потом так же безразлично отхлынуло, позволив тому, что осталось, уползать в свой нижний мир.