Черная корона - [3]

Старик лежал на простынях, отвернув от них бледное лицо. Его руки лежали по бокам, на них проступили вены. Он дышал с хрипами.

Я подбежала к нему.

— Бердсли.

— Здравствуй, милая. Рад тебя видеть, — он погладил мою руку.

— Простите…

— Ну-ну, — покачал он головой. — Ты не виновата в моей старости.

— Пить хотите?

— Это было бы кстати, — сказал он.

Я подняла чашку и прижала к его губам.

— Мне жаль твою руку, Мей, — сказал он. — Я должен был прийти к тебе.

— Все в порядке.

— Нет. Я старик, а старики умирают каждый день. А ты совсем молодая. Девушки не должны терять руку, — глаза Бердсли скользнули по другим в комнате. — Можно поговорить с Мей наедине?

Королева кивнула и увела за собой остальных. Каз не скрывал удивления, глядя на меня. Мои щеки стали теплыми, однажды я объясню ему. Скоро.

— Я хотел позвать Эллен. Но что-то подсказало мне, что я должен поговорить с тобой.

В горле пересохло.

— О чем вы говорите?

— Забавно, но я подозреваю, что это ты — рожденная с мастерством, а не девочка, что вот-вот выйдет замуж за принца, — его лицо ничего не выражало, он разглядывал мое лицо. Щеки горели, я не могла держать себя в руках. — Думаю, я прав. Странно, но мне словно кто-то нашептал это на ухо во сне.

Видимо, Эйвери.

— Прошу, не говорите никому, — попросила я.

— Бедняжка. Я и не успею. Я едва могу говорить с тобой.

— Это о свитках? — спросила я.

Взгляд Бердсли смягчился.

— Конечно. Ты уже знаешь. Я не спрошу, откуда. Уже не успею. Мир огромен, а я скоро его покину, я не буду думать сейчас о тайнах. Свитки скручены и спрятаны в моей трости. Скорее. Достань их.

Я подняла трость, стоявшую у стола. Бердсли кивал, а я откручивала рукоять. Левой рукой это было сложно. Я удерживала трость коленями.

— Вот так. Скорее, пока они не вернулись. Спрячь свитки в карман. Они маленькие. Храни их, Мей. Не дай никому их увидеть. Я перевел, сколько мог. Ты должна найти тех, кто знает язык Элфенов.

— Борганы, — сказала я. — Защитники мастерства.

— Тебе знать лучше. Ты ведь рожденная с мастерством, — сказал Бердсли. Он тяжко вздохнула. — Я так давно этого ждал. Но мой долг исполнен. Теперь все в твоих руках, Мей. Ты должна остановить короля. Ты знаешь, что он хочет сделать?

Я кивнула.

— Угольный камень. Он хочет бессмертия.

Лицо Бердсли стало спокойным.

— Теперь я могу уйти. Я могу найти свою семью в загробной жизни. Если бы я мог сделать это раньше. Если бы я могу помешать ему, когда был шанс. Все если, да но. Не стоит путаться в этих «если», Мей. Не позволяй сожалениям заполнить тебя.

Он закашлялся, я дала ему еще воды. Остальные вернулись в комнату, мы были рядом с ним до конца. Каз сидел рядом со мной, сжимая мою руку. Его лицо было серьезным, он скрывал слезы, хоть и знал Бердсли всю жизнь. Я знала, как сложно прощаться. Я повернула голову к Казу и увидела в дверях Эллен. Ее щеки покраснели, когда она заметила мой взгляд, она отвернулась. Я, конечно, заметила, что Эллен меня ни разу не посетила. Может, она понимала, что это из-за нее.

Бердсли уснул. Я надеялась, что так он умрет безболезненно. Я надеялась, что он обретет покой. Часть меня была рада, что он не страдает. Но гораздо большая часть меня печалилась, что уходит из жизни мой друг. Но он оставил мне кое-что, и это было важнее, чем все, что он знал.

Глава вторая: Попытка убийства

Похороны Бердсли были такими же, как и его смерть, — тихим событием. Пришли только его близкие друзья, их было очень мало. Короля не было. Вряд ли он был занят настолько. Мы смотрели, как пепел погребального костра взлетает в небо, а я вспомнила о страхе короля. Та бесконечная пустота. Рыдания. И первые строки в дневнике:

Я в отчаянии.

Нужно, чтобы Бердсли избавил меня от этого страха раз и навсегда.

Больше король использовать его не сможет. Больше он не будет лишь его инструментом. Мне было жаль, что Бердсли умер, но теперь он был свободен и мог обрести покой.

После похорон я приняла ванну и вычесала Анту, пока конюх Треов ходил вокруг, приглядывая за мной. Мои щеки пылали, а он не сводил взгляда с моего обрубка. Я пыталась вычесывать шерсть левой рукой и роняла гребень, а он бросался на помощь, но передумывал и возвращался на место.

— Больше тебе заняться нечем? — обратилась я к нему.

Он пожал плечами. Мальчик был странным, у него были яркие веснушки, круглые голубые глаза и чуть крупноватый нос. У него были рыжие, почти как у Саши, волосы, но с бледными прядями, словно зимнее солнце, а не жар пламени. Но я видела доброту в его открытом лице, я была рада, что именно он заботится об Анте, пока меня нет рядом.

— Ты вообще говоришь?

— Ага, — угрюмо сказал он. — И на твой вопрос я отвечу: нет, мне нечем больше заняться. И это не твое дело, — он замолчал, переминаясь с ноги на ногу, неуклюже перегнувшись через дверцу стойла. — Что с твоей рукой?

— А ты любопытный, да? — отозвалась я.

Его глаза вспыхнули.

— Не я начал разговор.

Я вздохнула.

— Ну да. Лекарь сказал, что это инфекция. Ему пришлось отрезать ее, чтобы я не погибла.

Треов кивнул.

— Тяжело, наверное.

Я скривилась.

— Не очень. Я ведь осталась жива.

Треов отвернулся, не прощаясь. Но замер и положил ладонь на открытую дверь конюшни.