Через вселенную - [92]

— Харли, давай пойдем со мной. Я вернусь к замороженным и останусь на ночь, а ты поднимешься в свою комнату и отдохнешь.

— Хочешь, чтоб они достались тебе одному, да? — огрызается Харли.

— Что? Нет!

Он морщится.

— Знаю, знаю. Ты мой друг, я помню, — он снова отворачивается к окну. — Все равно, это бесполезно. Никакого смысла, чтоб его.

— В чем?

— В том, сколько я на них пялюсь. Мы ведь никогда не долетим, да, Старший? Никогда не выберемся с этого тупого корабля. Мы все проживем жизнь и подохнем в железной клетке. Семьдесят четыре и двести шестьдесят три. Слишком долго… Охренеть как долго. Мне никогда не оказаться ближе к звездам, да?

Мне так хочется сказать ему, что все не так, но я знаю, что это будет ложь. И в этот момент мне становится ясно — мучительно ясно — почему Старейшина ложью заставляет всех растить детей в надежде на посадку на новой планете. Если у нас не будет и этого, для чего тогда жить? У Харли отобрали мечту о новой планете — и от него осталась лишь пустая, отчаявшаяся оболочка.

Харли сполз по стене на пол. Там у него лежит холст, но он накрыт куском муслина, и у меня не хватает духу спросить, что он рисует. Ухожу, оставляя его наедине со шлюзом — ближе к свободе ему уже не подобраться.

Я не собираюсь отбирать у него звезды.

Вернувшись к криокамерам, на самом открытом месте сооружаю из кучи лабораторных халатов и одного беспризорного одеяла что-то вроде гнезда. Не спать я не смогу, но, надеюсь, мое присутствие спугнет убийцу — а если нет, то, по крайней мере, будем надеяться, меня разбудит звонок лифта. Я так замучился — так устал… и тяжесть корабля, звезд, безнадежности, фидуса, Эми и Харли — все наваливается на меня одновременно.

Просыпаясь, я чувствую запах краски.

«Харли», — думаю я.

Пытаюсь выпутаться из халатов. Путаница рукавов мешает встать, но в конце концов я умудряюсь отцепить их от себя.

— Харли? — глубоко вдохнув, зову я.

Поворачиваюсь от лифта к криокамерам за спиной.

Сначала мне кажется, что это кровь, но, подойдя ближе, я понимаю, что это всего лишь красная краска — густая и еще не высохшая краска. На дверцах некоторых криокамер горят огромные подтекающие красные кресты. Касаюсь ближайшей из них — номер пятьдесят четыре — и оставляю в краске красный отпечаток пальца. Окинув взглядом ряд, замечаю шесть помеченных крестами дверей; в следующем ряду их только три, но вот в ряду следом за ним — целых двенадцать.

Первая моя мысль: это сделал убийца — отметил тех, кого собирается разморозить.

Качаю головой. Не может быть, чтобы убийца приходил сюда, пока я спал у самого лифта. Нет, это наверняка был Харли.

Но на всякий случай…

Крадучись, пробираюсь я по рядам в поисках живой души и считаю помеченные двери. Всего их тридцать восемь, и ни на одной нет никаких признаков того, кто это сделал.

Моему воображению рисуется, как убийца тихо помечает двери жертв, пока я сплю. Встряхиваю головой. Краска — значит, Харли. Это месть Харли за нашу вчерашнюю перепалку — он пытается запугать меня, заставить нервничать. Ну, или просто валяет дурака.

Харли, это точно Харли.

Я не мог позволить, чтобы убийца разгуливал тут по рядам, пока я спал. Просто не мог.

— Харли? — зову я.

Тишина.

Я бегом устремляюсь в коридор, к шлюзу, но, еще не добежав, уже вижу, что что-то случилось.

Накрытый муслином холст исчез. Все вокруг забрызгано краской. На одно тошнотворное мгновение мне кажется, что здесь произошло убийство, и пятна краски на полу и стенах — это кровь, но потом, встряхнувшись, шепчу: «Нет». Если бы это было убийство, Харли был бы мертв, а тела тут нет.

Блок управления дверью сломан.

Клавиатура оторвана, и из блока через закрытую дверь в шлюз тянутся тонкие провода.

Внутри стоит Харли, и клавиатура у него в руках. Пальцы уже выстукивают на ней код.

Я колочу в дверь, и Харли жалобно мне улыбается.

— Я могу подобраться ближе, — говорит он.

— Не надо! — кричу я, сотрясая ударами стекло.

Харли отворачивается к внешней двери шлюза. Набирает последний символ кода. Дверь открывается, и Харли затягивает в космос.

На мгновение он оглядывается на меня, прощаясь со мной улыбкой. А потом поворачивается к звездам.

И исчезает.

Дверь шлюза захлопывается, оставляя внутри пустоту.

Харли больше нет.

69 Эми

Пока я спала, кисть прилипла к щеке. Если бы Харли меня сейчас увидел, то рассмеялся бы и назвал своей раскрашенной Рыбкой.

Рядом с дверью красным светом мигает на стене квадрат. Это кнопка от маленькой прямоугольной ниши рядом с той, откуда появляется еда. Я ее нажимаю, и из-за маленькой дверцы появляется бело-голубая пилюля. Так вот для чего нужна эта штука.

Ингибиторы. Чтобы не дать мне сойти с ума.

С отвращением разглядываю пилюлю, а когда глотаю, она прилипает к горлу. От нее жжет пищевод, а желудок сводит спазмом с такой силой, что меня чуть не выворачивает наизнанку. Я нажимаю на кнопку дверцы с едой, и передо мной появляется булка с начинкой из чего-то, почти похожего на яйца, сочащаяся чем-то, почти похожим на сыр. Один укус — и я больше не могу. Я устала от «почти». Мне нужно хоть что-нибудь настоящее.

Возвращаюсь к своей стене. По совету Старшего игнорирую собственное имя и список характеристик. Что общего может быть между мной и этими убийствами?