Через сердце - [66]
Никто больше не вышел. И засмеялись мужики:
— В зад те поветерь!
А ночью утихла Шуньга в страхе. Ходил все зверь поблизку, ревел на всю тайболу, что увезли недоеденную добычу, назад свое требовал. И скот тревожно мычал в хлевушах, бился твердо рогами в стену, и собаки рычали под крыльцами, и кошки мяучили в подпечьях.
Слушали звериный злой рев бабы и крестились, читали шепотком молитвы: отженил бы лесного шатуна богородичный святой покров.
Мертво было на деревне, только и слышно, как глухая, старая Маланьюшка поет свои древние песни. Толкает ногой зыбку, скрипит под матицей гнуткий очеп, поет колыбайки тоненьким голоском Маланьюшка, прилюлькивает, как маленькая нянька:
Сна нет у старой, вот и качает, скребет ногтями голову да томится в зевотине. Зверя-то не слышит, а зверь все кругами ходит — то дальше, то совсем будто поблизку.
Потом уже начал палить из ружья Василь Петрович, в окошко из клети немало зарядов выпустил, — и отошел зверь в тайболу, испугался.
VII
На Шуньге люди живут рано. Со светом еще приплыли мужики с промысловой избы. Был на Шуньге богат осенний лов, лодку за лодкой подводили мужики к берегу и пластали семгу тут же на каменьях. Приходили погреть над костром озябшие, в крови и чешуе руки.
Вся деревня выбежала на берег. Бабы развешивали на козлах сырые сети, и ветер звонко хлопал деревянными поплавками, как в ладони. Ребятишки совались под ноги рыбакам, выпрашивали белые, в кровавых прожилках рыбьи пузыри, дрались, ревели. Шуньгинские несытые псы волочили по каменьям рыбьи черева, слизывали с камней начисто густые черные комья крови, рычали злобно, по-волчьи.
Тут откуда ни возьмись и приткнулся под берег на своей лодочке с носком, обитым белой жестью, сам матерой колдун Илья Баляс. Побежали к нему все навстречу.
— Уж спасибо, не заставил ждать, дедушка! От зверя ночь не в сон была.
Вытащил Баляс лодку на берег и подмигнул всем:
— Ужо отведу дурака!
Был Баляс горбач, плечи коромыслом, голова большая, с котел, глаза собачьи, косые, подмигивают на все стороны, морда хитрая — в ужимочках, в мелких морщинках.
Подошел сперва к костерку погреть руки. Костерок весело трещал и сеял дымом на все стороны, ело глаза, воротили все на сторону лица. И посмотрел зорко колдун на сваленную грудой серебряную, еще дрожавшую в смертной судороге рыбу. Причмокнул завидно:
— Ой, богато сёдни ловили! То я привел вам щастье.
И выбрали тут мужики рыбину покрупнее, поклонились старику подарочком:
— Прими, дорогой, без отказу.
Взял без отказу колдун, и на деревню все пошли, пропускали его наперед для почету.
Как чайку попил, велел сразу звать стариков, со стариками пошел на поле сделать отпуск.
Пришли на полосу, к опушке, где тайбола стоит, как древний высокий тын, тут остановились. Вышел колдун наперед, стал лицом к медвежьему логу, бросил шапку наземь, раскинуло ему сразу ветром сивую редкую бороденку.
И завопил Баляс тонким голосом:
— Сколько есть ножей?
Закричали старики врозь:
— Семь… восемь… двенадцать…
И опять завопил Баляс тонко, с подвизгом:
— Вотыкай воземь!
Втыкали старики в колючках пустой полосы по черенок все двенадцать охотничьих ножей и стояли тихо, сбились на круг.
Уткнулся Баляс носом в чашку, клонился все ниже темной гладкой плешью, резал в чашке воду кривым сточенным ножишком, читал заклятья на волка и на медведя.
Доносило мужикам те страшные слова:
«Встану не благословясь, выйду не перекрестясь, с избы не дверями, со двора не воротами, выйду я, выйду во чисто поле… Встречу я тридцать три беса, три есаула…»
Было пусто поле, ровным гулом несло с тайболы, и смотрел на стариков оттуда чей-то тайный мохнатый глаз. Летел по полю холодный осенний ветер, казалось, дымились головы у стариков и черным дымом куталась голова Епимаха Извекова.
Шел к концу Балясов отпуск, бормотал внятно:
«Будьте, слова мои, крепки и лепки, ветрами не сдувайтесь, людями не сговаривайтесь. Тем словам моим ключ и замок, — ключ в море, замок в роте. В черном море есть рыба щука, она рвет и хватает пенье-колодье, она рвет и хватает и ключ и замок и носит за собою до дна моря. Тьфу, тьфу, тьфу!»
Тихо стало, только ветер трепал у колдуна бороденку и рвал-качал на меже чертову сухую траву.
Потом побрызгал Баляс водой на все четыре ветра и велел вынимать ножики.
Подошел к старикам и подмигнул сразу всем:
— Да, ушел зверь-то. Смутил я его, смутил.
Надели шапки старики, зашумели весело. И еще сказал Баляс:
— Пастушонко у вас бабий хвост, неладно, — какой хоть отпуск сгадит. Старички, вы ему накажите, что боже сохрани бабу голой рукой трогать, спортит все дело. Наденьте вы ему рукавицы, пускай в рукавицах и ест и спит. Уж доглядите!
Обещались старики смотреть верно.
А пришли на деревню, смотрят: сидит Естега на своей шкуре, а вокруг опять бабы, прялицы на сторону, балянтрясы точат. Аж плюнули все старики враз.
И подошел тут к бабам Епимах Извеков:
— Коли какая с этим псом вязаться будет, принародно вожжами так отвожу, — не сядет. Вот крест!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.