Через сердце - [168]

Шрифт
Интервал

Он несколько раз ударил себя в кругло выпяченную грудь и рванул ворот. Все молчали.

Молодой бригадир следил за ним с презрительной усмешкой. Он опять попросил слова.

— Тебе бы, Пестраков, на сцене комедию ломать. Право! Кого ты думаешь здесь на басок взять? Что, мы тебя не знаем? Знаем как облупленного! Это верно, что у тебя трудодней много. Верно, что ты работать умеешь. Только ты забыл сказать, что работать ты охоч только там, где это тебе выгодно. Где тяжело, мы там тебя не видели. Ты для своего кармана работаешь, а не для колхоза. Сколько раз ты ломал нашу дисциплину? Ежели бы тебя председатель не покрывал…

На этом месте Пестраков круто повернулся и, выставив плечо, вперевалку двинулся к выходу.

— Спать пошел! — бросил кто-то ему вдогонку.

— Тут ему стало невыгодно!

— Он без выгоды и в нужник не сходит.

Вероятно, Пестраков слышал за дверью, каким веселым смехом откликнулось собрание на его театральный уход.

Сергей Ильич посмотрел на Черепанова, ему хотелось встретиться с ним глазами.

«Так, по-вашему, «выгода — главное», уважаемый «практик»? Вот вам, получайте второй убедительный ответ на этом дню».

IX

Когда Сергей Ильич начал свою речь, черная тарелочка под потолком источала легчайший, воздушный вальс из «Лебединого озера».

Вначале это мешало ему собрать мысли. Он начал с запинками и даже хотел попросить выключить радио, но подумал, что здесь это, видимо, не принято и небесная музыка, льющаяся с потолка, просто никем не ощущается, как не слышит привычное ухо тиканья часов в комнате.

О чем говорить? Все сказано, все теперь ясно. Оставалось сделать простые выводы и на том закончить собрание.

Но на него смотрели десятки пристальных и суровых глаз. Твердые, сосредоточенные лица, ни одно из них не освещено улыбкой. Сергей Ильич чувствовал, что от него, приехавшего сюда из большого города, ждут какого-то необычного слова, и это напряженное ожидание волнующе передавалось ему, заставляя мысль искать каких-то непривычных образов, ярких, не слышанных здесь слов.

То ли шум ветра за стеной, то ли эта далекая музыка, теснившаяся под низким потолком, подсказала ему необыкновенное начало.

— На Мадере дуют сильные ветры, — сказал он, и вот сладкие звуки вальса стали отдаляться, он перестал их слышать.

Далекая Мадера, маленький остров в океане, — ее никто никогда не вспоминал в этой крестьянской избе. Никто не знал, что там дуют сильные ветры. И уж конечно никто не слышал о том, как островные жуки разделились на крылатых и бескрылых, на летающих и ползающих…

Сергей Ильич, конечно, знал, что в жизни человеческого общества действуют совсем другие законы, но эта история с жуками вспомнилась ему как поэтический образ, все время тревоживший его своей незавершенностью. Может быть, это и хорошо, что страница осталась недочитанной, это поднимало мысль, оставляя несвязанными крылья воображения.

Чувствуя на себе завороженные взгляды слушателей, Сергей Ильич уже не слышал собственного голоса, мысль его парила свободно и широко, — пришло то творческое состояние, когда ему особенно удавались его речи и говорить было наслаждением.

…Когда дуют с океана сильные ветры, надо иметь сильные крылья, чтобы выдержать этот напор. Жуков с бессильными крыльями унесло в море, они стали добычей прожорливых, поднявшихся со дна стай. Конечно, можно было свернуть крылья и спрятаться в щели, где живут пауки и мокрицы. Можно совсем забыть о том, что за спиной есть крылья. Можно думать, что достаточно иметь сильные челюсти и крепкие лапы, чтобы схватить, съесть и убежать в свою нору. Жить там темной, слепой жизнью ползающих… Пока не настигнет более сильный хищник и не схватит в свои лапы мягкое, припавшее к земле тело…

Но есть и другой выход: можно отращивать крепкие длинные крылья, упражнять их в повседневной борьбе с ветрами. Жесткие, прочные, красивые крылья — они радужно сверкают на солнце, они принимают под себя ветер любой силы, они поднимают на высоту и служат надежной броней для тела. А с высоты все дали виднее.

Уцелеют, будут жить, останутся самими собой эти, крылатые, а бескрылые выродятся, превратятся в голых жирных червей…

…Сильные ветры дуют над равнинами нашей страны, над всем миром…

Все прислушались. И действительно, налетавший с моря порывами ночной ветер стучал привязанными ставнями, с шорохом обдавал дождем стену, бился в окна, — черными потоками бежала вода по стеклам. Как будто толпы бездомных ощупывали осторожными руками стены избы. И боязливо трепетали за окном деревенские черемухи.

Черная тарелочка под потолком заиграла медленный танец молодых лебедей. Тревожное чувство шевельнулось в груди Сергея Ильича от этой далекой нежной музыки. Спокойная вечерняя жизнь столицы не связывалась с тем напряжением, которое царило сейчас в этой крестьянской избе. С усилием он выключил в себе это ощущение и продолжал речь, все так же чувствуя на себе неотрывные, жадные взгляды слушателей.

…На крылатых, сильных людей ставит ставку время. Победителями будут они. В нашей стране уже выпестовано это племя героев. Они бесстрашно смотрят вперед, они не боятся трудностей, для них нет неодолимых препятствий. Их много, этих безвестных героев, так много, что они уже не видны по отдельности. Но везде и всюду они творят свой повседневный подвиг — на заводах, в колхозах, на степной, впервые взодранной целине.


Еще от автора Александр Никанорович Зуев
Тлен

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Любовь последняя...

Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.