Через пять лет - [41]

Я чувствую внезапную дурноту: зачем он это сказал? Нехорошо. Мне это не нравится.

– Итак, ты думала, что беременна, и отправилась к доктору. И что же привело тебя ко мне?

Доктор Финки надевает очки и вытаскивает записную книжку. Пока Белла рассказывает, он быстро что-то пишет, время от времени кивая. Задержка месячных. Вздутый живот. Положительный тест на беременность. Визит к врачу. Компьютерная томография. Анализ крови.

– Проведем дополнительные исследования, – резюмирует он. – Пока ничего определенного я сказать не могу.

– Исследования начнутся сегодня? – спрашиваю я.

Все, что произносит доктор Финки, я заношу в ежедневник – тот самый, предназначенный для организации нашей с Дэвидом свадьбы.

– Да. Сейчас позову медбрата, и приступим.

– И все же – каково ваше мнение? – настаиваю я.

Доктор снимает очки. Оглядывает Беллу.

– Мое мнение – необходимо провести дополнительные исследования, – отвечает он.

Он сказал более чем достаточно. Я юрист. Я знаю цену слова, знаю, что значит молчание, знаю, что стоит за повтором одних и тех же фраз. Все ясно как день, как черные буквы на белой бумаге. Он догадывается. Он подозревает. Вероятно, он все уже знает. Те врачи были правы.

Глава двадцатая

Об этом не говорят, но знайте: как только врачи диагностируют рак, они делают все возможное, чтобы помочь вам преодолеть удушающий страх и оправиться от первого потрясения. С вас сдувают пылинки. С вами обращаются как с хрустальной вазой. Желаете лимонную воду при химиотерапии? Пожалуйста. Боитесь радиации? Не бойтесь, все вокруг получают ее в той или иной степени. А какие медикаменты мы вам назначили – загляденье. Уверяем вас, они вам понравятся. Ну же, улыбнитесь!

У Беллы действительно рак яичников. Скорее всего, третьей стадии: метастазы поразили регионарные лимфатические узлы, но не распространились на другие органы вне брюшной полости. Операбельный, утешают нас. Мы вовремя обратились за помощью. Коварство рака яичников в том, что в большинстве случаев его обнаруживают слишком поздно. Непоправимо поздно. Но у нас время пока не упущено.

Я требую статистических данных, но Белла встает на дыбы.

– Ничего не хочу знать, – решительно заявляет она. – Вся эта информация откладывается в голове и только мешает лечению. Сбивает с толку.

– Это всего лишь цифры, – убеждаю ее я. – Достоверные и точные данные. Незыблемые. Они ничему не мешают, хотя, так или иначе, влияют на исход лечения. Нам надо понять, с чем мы столкнемся.

– Нет. Нам надо понять, с чем мы столкнулись.

Белла налагает строжайший запрет на пользование Гуглом, но я его нарушаю. И получаю следующую информацию: уровень выживаемости при раке яичников за последние пять лет составил сорок семь процентов. Даже не пятьдесят!

Дэвид находит меня распростертой на кафельном полу в душевой.

– Почти пятьдесят – совсем неплохо! – говорит он, присаживаясь на корточки. – Выкарабкивается каждый второй, – ободряет он меня, ведя в спальню через стеклянную дверь.

Но лжец из Дэвида никудышный. Я уверена: даже напейся он допьяна, при таких шансах он не рискнул бы поставить и жалкий доллар за покерным столом в Лас-Вегасе.

* * *

Пять дней спустя мы с Беллой снова идем к врачу. К онкогинекологу, который подберет Белле необходимый курс лечения и назначит день операции. Аарона с нами нет. Белла попросила его не приходить. Я не присутствовала при их разговоре и не знаю, чем он закончился. Что почувствовал Аарон? Обиду? Или же облегчение?

Сегодня нас принимает доктор Шоу. Это уже не «Синай», а клиника на Парк-авеню, расположенная между Шестьдесят второй и Шестьдесят третьей улицами. Клиника настолько роскошна, что поначалу я даже теряюсь – не перепутали ли мы адрес? В таких залах только светские балы устраивать.

Однако кабинет доктора, несмотря на изысканность интерьера, выдержан в более спокойных и минорных тонах – в конце концов, именно сюда люди приходят со своим горем. Что тут сказать… Я бы сравнила кабинет доктора Финки с новехоньким, до блеска отмытым паровозом, стоящим под парами. А кабинет доктора Шоу – со спальным вагоном, где предстоит коротать долгие мили предстоящего пути.

Медицинская сестра вводит нас в кабинет, и следом за ней появляется доктор Шоу. Мы здороваемся, и я мгновенно подпадаю под обаяние его открытого, серьезного лица, с которого не сходит широкая дружелюбная улыбка. Уверена, Белле он тоже нравится.

– Откуда вы родом? – спрашиваю я.

– Из Флориды, Солнечного штата.

– Меня всегда удивляло, почему это прозвище получила именно Флорида, – пожимает плечами Белла. – Я бы отдала его Калифорнии.

– Я бы тоже, – усмехается доктор Шоу.

Он очень высокий и, когда пристраивается на маленьком крутящемся стульчике, почти упирается коленями в локти.

– Итак, – говорит он, – вот что нам предстоит сделать.

Он посвящает нас во все подробности. Вначале – операция, чтобы остановить разрастание опухоли, затем, в течение двух месяцев, четыре курса химиотерапии. «Жестоко, – вздыхает доктор, – но ничего не поделаешь», и я в который раз ловлю себя на мысли, что не раздумывая поменялась бы с Беллой местами. Я сильная. Я справлюсь. Мне все по плечу. Но вот по плечу ли это Белле – я сомневаюсь.