Через океан - [59]

В это мгновение поезд подходил к вокзалу Эльмиры и остановился там на несколько минут. И тотчас, словно отвечая на мятежные мысли молодого француза, пять или шесть газетчиков принялись бегать вдоль вагонов, размахивая номерами «Leviathan-Chronicle» и других нью-йоркских газет.

— Требуйте специальное издание! — кричали они, — «Leviathan-Chronicle» сегодняшнего утра!.. Все подробности свадьбы мисс Куртисс, американской красавицы, дочери нефтяного короля, с графом Ахиллом

Келерном! Портреты помолвленных! Вид замка Келерна в Бретани и дома Куртисса на Пятой авеню в Нью-Йорке!.. Требуйте специальное издание!..

Раймунд одним прыжком очутился у ближайшего газетчика. Вырвать номер газеты, бросив продавцу доллар, ловко спрятанный тем в карман, и развернуть лист лихорадочной рукой, — все это было делом одной минуты.

Едва он взглянул на портрет, как его последние сомнения рассеялись. Рядом с прекрасной головкой Магды, глаза которой, казалось, улыбались ему, он встретил черты Келерна, такие именно, как их нарисовало ему его воспоминание. Это было действительно продолговатое лицо, казавшееся еще тоньше от бороды клином, и острый взгляд подшкипера «Belle Irma». Лицо сохранило свою худобу; виски слегка облысели, но общий характер физиономии не изменился, — это был тот же самый человек!.. Магда выйдет замуж за убийцу и вора… И это свершится завтра!.. Надо было во что бы то ни стало помешать подобной гнусности; нельзя было допустить даже мысли об этом. Бедная Магда!..

Все ее недостатки исчезли в этот момент.

Раймунд видел только несоразмерное наказание за ее наивное тщеславие. Ей, такой гордой, очутиться замужем за негодяем, которого ждет каторга или эшафот! Какое унижение!..

Она бы этого не пережила, конечно. Уже Раймунд видел ее подавленной стыдом, умершей от горя, лежащей бледной и холодной в могиле… Все, все лучше такого видения!.. По приезде в Нью-Йорк он телеграфирует Эбенезеру, скажет ему все, будет умолять его приостановить это ужасное замужество и подождать, по крайней мере, результатов судебного следствия, основанием которого послужит исповедь Петера Мюрфи… Да, но если депеша не поспеет вовремя!.. И если Эбенезер не придаст ей значения!.. Он знал о любви Раймунда к его дочери и мог увидеть в этом лишь попытку отложить замужество… Быть может, он только подумает, что молодой его компаньон находится в припадке безумия. Есть вещи, которые могут казаться правдоподобными только в письме или при личном разговоре, — в телеграмме же даже переданные буква в букву, они будут неубедительными…

С первого взгляда невероятно, чтобы этот бретонский владелец замка, светский человек, важный вельможа, принятый и признанный во всей стране, мог оказаться низким убийцей!

Можно ли было надеяться, чтоб Эбенезер Куртисс, гордящийся этой свадьбой, восторгающийся своим будущим зятем, решился бы без более полного следствия отложить все, приостановить уже готовую церемонию, отослать всех приглашенных, делая ужасный скандал!

В сущности, это даже и было возможно, но этого нельзя было считать ни несомненным, ни даже вероятным.

Раймунд же желал твердой уверенности. Он хотел быть вполне уверен, что этому гнусному союзу не бывать! Он желал собственными глазами видеть, что Эбенезер убедился и Магда спасена.

А для этого было одно средство, единственное — трансатлантическая труба!

Поместиться ему, Раймунду, в один из цилиндрических вагонов, предназначенных для большого датского дога и не бывших еще в употреблении; вручить себя подводному нефтяному потоку; явиться с быстротой молнии в Val-Tregonnec и там вмешаться, разъединить их, высказать все!

Конечно, это было рискованно.

Мысль запереть себя в настоящий гроб из листового железа, безвозвратно отдаться нежным заботам Ниагары в этой подводной трубе длиной в шесть тысяч километров, — эта мысль могла, и не без оснований, заставить побледнеть самого отчаянного храбреца.

Никогда еще живое существо не совершало подобного путешествия под океаном… Но, в конце концов, все доводы были за то, что путешествие пройдет вполне нормально. Если бы оно привело даже к катастрофе, то Раймунд все-таки предпочитал смерть мысли о том, что он не всем рисковал ради чести Магды. Следовательно, он отправится, — это решено! Лишь промелькнула мысль, как это уже было непреложно решено. Десятки второстепенных доводов, явившись сами собой, подкрепляли его. Раймунд хотел сделать над собакой опыт подводного переезда через океан, — почему бы не сделать его над самим собой? Не было ли это более благородно и более убедительно? Здесь же дело шло о священном долге, об исполнении обязанности втрое, вчетверо большей: помешать гнусной свадьбе, оказать семье Куртиссов неоценимую услугу, сорвать маску с подлого негодяя, отомстить за лучшего из отцов!.. Явись колебание хоть на одну минуту, и он отверг бы его, как недостойную слабость. Но теперь он только и думал о практическом приготовлении к предприятию. Составив его программу, он стал физически готовить себя к путешествию со спокойствием истинного человека дела: велел себе подать в вагон-ресторан, прицепленный к поезду, простой, но питательный обед: легкий суп, кусок мяса с кровью, зеленые бобы и фрукты. Кассулэ, который обыкновенно разделял с ним этот обед, с некоторым удивлением заметил, что его начальник не пил ни вина, ни кофе и удовольствовался стаканом пива. Это было правилом у Раймунда, когда он хотел вполне владеть своей мускульной и нравственной силой.