Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [62]

Британцев не впечатлили идеи американцев. «У Маршалла практически отсутствует стратегическое видение, его мысли вертятся вокруг формирования войск, а не их использования, – записал в дневнике после встреч в Касабланке военный советник Черчилля генерал Брук. – Он прибыл сюда, не имея ни одного настоящего стратегического замысла, ничего не предложил в плане политики дальнейшего ведения войны. Его роль свелась к довольно топорной критике планов, предложенных нами»[730].

Американцы ехали в Касабланку, чтобы обсудить временные рамки и план подготовки к вторжению в Северную Европу через Ла-Манш, которое, как они надеялись, состоится в 1943 г. Вместо этого совещание закончилось тем, что Америка согласилась на средиземноморский план действий, по крайней мере, на тот год. Возможно, этот более осторожный подход отвечал тайным желаниям Ф. Д. Р., почему он и препятствовал Маршаллу взять с собой достаточное число советников и специалистов по планированию. Черчилль говорил своим советникам, что он убежден, что Рузвельт поддержит средиземноморский план[731]. Рузвельт с меньшим энтузиазмом, чем Маршалл, относился к идее переброски войск через Ла-Манш в 1943 г.[732], считая, что это слишком рискованно, что американским войскам нужен больший боевой опыт и что годичная задержка ослабит сухопутные силы Германии и в еще большей степени ее авиацию. Маршалл, хотя и выступал за высадку во Франции в 1943 г., сказал Рузвельту, что генерал Марк Кларк, имеющий опыт боевых действий в Африке, согласен с британцами: «Придется долго готовить солдат, прежде чем можно будет предпринять попытку высадки десанта при отчаянном сопротивлении противника»[733]. Рузвельт также одобрял перенос части ресурсов на тихоокеанский театр военных действий, что становилось возможным, поскольку вторжение в Европу откладывалось.

Американцы быстро учились на своих ошибках. Маршалл, вернувшись из Касабланки в Вашингтон, приказал реорганизовать свой штаб[734]. «Мы остались ни с чем», – удрученно сообщил своему непосредственному начальнику в Вашингтоне бригадный генерал Альберт Ведемейер:

Мы приехали, мы слушали, и мы были побеждены… Они налетели на нас как саранча со множеством специалистов по планированию и всевозможных ассистентов, с готовыми планами, гарантирующими, что они не просто достигнут своих целей, но сделают это играючи, честно заявляя, что и дальше будут управлять стратегией всего хода этой войны[735].

Из-за несообразностей этого первого масштабного совещания по военному планированию британцы еще несколько лет смотрели на американцев сверху вниз. «Подходы американцев остаются любительскими, – писал в августе 1943 г. британский дипломат Оливер Харви. – Чтобы война на западе была быстро выиграна, руководить должны наша стратегия и наши люди»[736].

Поразительно, как мало внимания уделял американцам генерал Брук в 1942 и 1943 гг. В дневнике он перечислил имена всех британских официальных лиц, с которыми встречался, а также большинство французов. Однако, кроме Эйзенхауэра и Уолтера Беделла Смита, его хороших знакомых, об остальных коллегах он отозвался просто как о «ряде американских офицеров»[737], причем так, словно речь шла о детях, которых должно быть видно, но не слышно. Это не было случайностью. Брук «не ладил с американцами»[738], по наблюдению врача Черчилля.

Когда Брук все-таки уделял внимание американским военным в своих дневниках, то обычно с оттенком пренебрежения. «Боюсь, американским войскам нужно намного больше подготовки, чтобы от них была какая-то польза», – записал он в феврале 1943 г.[739]. Примерно в это время американские солдаты впервые встретились с немцами в сражении за перевал Кассерин в Тунисе и были показательно разгромлены. «Мы говорим, что американцы бегут, едва раздается выстрел», – иронизировал в своем дневнике Гарольд Николсон[740]. Даже Черчилля заставили призадуматься разброд и шатания, продемонстрированные американцами на Кассерине. «Второй корпус армии США потерпел тяжелое поражение и, очевидно, лишился примерно половины вооружений, не причинив сколько-нибудь серьезного урона врагу»[741], – сообщил он королю, но закончил оптимистически: «Это храбрые, но не испытанные в боях войска быстро извлекут уроки из своих поражений и будут терпеливо переносить тяготы и совершенствоваться, пока не проявятся их лучшие боевые качества». Брук же даже в мае 1943 г. будет убеждать американцев, что высадка союзников во Франции не может быть предпринята «ранее 1945 или 1946 г.»[742].

Не всегда понимал Брук и жизненную необходимость дальнейшего участия России в войне. В дневнике он сетовал на отправку Сталину нескольких сотен танков и истребителей. «Лично я считаю это полным безумием», – писал он о поставках в Россию[743]. Он не сознавал, что любое снаряжение, помогающее России продолжать сражаться, было бесценно. Критиканствующие подчиненные Черчилля массово страдали недальновидностью. Они не понимали войну так, как он. Так, в октябре 1942 г., в разгар решающей Сталинградской битвы, когда поддержка России имела принципиальное значение, министр иностранных дел сэр Александр Кадоган злорадствовал в дневнике: «В черновом варианте ответа удалось отстоять порядочное кровопускание этим русским»