Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [59]
Дэйкин отметил, что Эйлин всегда носила черный жакет, даже за готовкой и едой. Вероятно, в этот период она была глубоко угнетена. По воспоминаниям Леттис Купер, знавшей ее по работе, после гибели брата Эйлин под Дюнкерком «она часто говорила, что ей все равно, жить или умереть; она все время это повторяла»[697].
Во время войны Оруэллы перестали жить в своем сельском коттедже. Оба работали в Лондоне и пережили сотни налетов люфтваффе. Они переезжали с одной съемной квартиры на другую, как из-за разрушения некоторых домов при бомбардировке, так и потому, что с отъездом все большего числа богатых людей в сельскую местность становилось доступным лучшее жилье. Однажды, после их переезда на Эбби-роуд в Сент-Джонс-Вуд[698], несколько друзей устроили для них торжественный ужин с хорошей курицей и даже с бутылкой кларета. Когда они сели за стол, рядом взорвалась бомба. «Нас снесло со стульев ударной волной»[699], – вспоминал хозяин Марк Бенни, с радостью увидевший, что бутылка цела, как и все гости. Оруэлл быстро выдал классовую интерпретацию их спасения: «Если бы мы находились в одной из трущоб рабочего класса за углом, то были бы сейчас мертвее мертвых!»
Выполняя должностные обязанности на родине, Черчилль также должен был поддерживать альянс с американцами в ходе войны. Некоторые великие достижения недооцениваются, потому что их автор создает впечатление, будто они дались ему проще, чем это было в действительности. Примером может служить работа Черчилля по взаимодействию с Америкой во время Второй мировой войны. Задним числом англо-американский союз легко счесть само собой разумеющимся, но он был реализован на огромном и смертельно опасном минном поле проблем, которые нужно было найти и обезвредить. Американцам не нравилось стремление Черчилля «обкусывать» силы Германии по краям, на Средиземном море и в Северной Африке, – Черчилль справедливо отстаивал необходимость этой стратегии, по крайней мере, в 1942 и 1943 гг., для того чтобы оттянуть немецкие войска с русского фронта. Черчилль, со своей стороны, презирал американский антиколониализм и видел часть своей задачи в том, чтобы «непосредственно познакомить американцев с политическими вопросами, по которым у них твердое мнение и мало опыта»[700], – таким, как будущее Британской империи и особенно будущее Индии. Черчилль принял де Голля; Рузвельт сохранил подозрительное отношение к нему. Черчилль был ошарашен тем, что многие американцы считают Китай столь же важной страной, что и Британию. После первого визита к Рузвельту он написал: «Если можно выразить одним словом урок, который я усвоил в Соединенных Штатах, то это слово “Китай”»[701].
Взгляды западных союзников на роль России в войне оказались особенно острым вопросом. Ф. Д. Р. считал, что может управлять Сталиным, в отличие от британцев, и заявил Черчиллю: «Я знаю, Вы простите мне полнейшую откровенность, но я полагаю, что лично я могу лучше справляться со Сталиным, чем ваше Министерство иностранных дел или мой Государственный департамент. Сталин до глубины души ненавидит всех вас, больших шишек»[702]. В этом отношении Рузвельт очень сильно переоценивал свои способности. Сталин был непревзойденным мастером контроля не только в ведении войны, но и в устройстве послевоенного мира. Когда американцев и англичан оттолкнуло холодное, подозрительное отношение Сталина, Черчилль объяснил Рузвельту: «Советская машина исходит из убеждения, что сможет куда угодно пробиться грубой силой»[703]. Это замечание могло бы исходить от Оруэлла.
Черчилль часто придерживал язык. В апреле 1942 г. Ф. Д. Р. обратился к нему с советами, как следует поступить с Индией. Черчилль набросал раздраженный ответ, начинавшийся со слов «я чрезвычайно озабочен Вашим письмом»[704] и переходящий к угрозам уйти с поста премьер-министра из-за этого вопроса. Затем он отложил в сторону этот злой ответ и написал новое послание, с другим началом: «Я с искренним интересом прочел Ваш взвешенный документ». В этом изменении ощущается мощный, почти электризующий психологический заряд.
Хотя Оруэлл был убежденным антиимпериалистом, он разделял отношение Черчилля к советам американцев по поводу Индии и записал в дневнике: «Проблемой сейчас являются бестактные предложения американцев, которые годами болтали о “свободе для индийцев” и британском империализме, как вдруг у них открылись глаза и они заметили, что индийская интеллигенция не хочет независимости, то есть ответственности»[705].
Отношения президента и премьер-министра окончательно укрепились во время второго визита Черчилля в Вашингтон в военное время, который состоялся через шесть месяцев после первого, когда он обращался к Конгрессу. Воскресным утром 21 июня 1942 г. Черчилль, остановившийся в Белом доме, проснулся в своей спальне, находившейся через коридор от комнаты Гарри Хопкинса. Премьер-министр почитал газеты в постели, позавтракал там же и спустился встретиться с Рузвельтом в его кабинете.
Когда Черчилль и Рузвельт начали разговаривать, принесли телеграмму на розовом бланке. Рузвельт молча пробежал ее глазами и передал Черчиллю. В ней говорилось: «Тобрук сдан, двадцать пять тысяч человек взяты в плен»
