Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [50]
Тем не менее Оруэлл был поражен тем, какими последствиями для британской классовой системы обернулась роль ВВС в предупреждении вторжения нацистов. «По причине, наряду с прочим, потребности в мощной авиации основы классовой системы были грубо нарушены», – писал он[594]. Сразу по окончании битвы за Британию он писал в эссе «Лев и Единорог»: «Наследники Нельсона и Кромвеля не заседают в палате лордов. Они в полях и на улицах, на фабриках и в вооруженных силах, в пивной и в садике за пригородным коттеджем, и их до сих пор держит в подчинении поколение призраков»[595].
Глядя на тот же вопрос с другой точки зрения, Черчилль делился с подчиненными озабоченностью, что аристократия сыграла незначительную роль в битве за Британию. Он обращал внимание на то, что Итон, Хэрроу и Уинчестер, где элита государства обучает своих сыновей, «потерпели практически полный провал»[596] в обеспечении боевой авиации пилотами. Из трех тысяч летчиков[597], сражавшихся в битве за Британию, лишь около двухсот посещали Итон, Хэрроу и другие элитные школы – ничтожное число по сравнению с Первой мировой войной[598], на фронты которой один лишь Итон выставил 5768 военных, 1160 из которых были убиты и 1467 ранены. Черчилль писал: «Они уступили нижнему среднему классу»[599], то есть сыновьям учителей, банковских клерков, лавочников и мелких служащих.
Говоря об этих «блистательных сыновьях» нижнего среднего класса, Черчилль заявил: «Они спасли нашу страну, они имеют право управлять ею»[600]. В этом смысле показательна фигура Маргарет Тэтчер, дочери бакалейщика из маленького городка, проучившегося в школе только до 13 лет. Будучи перспективным молодым политиком, она носила на лацкане серебряный значок с профилем Черчилля[601]. Впервые пройдя в парламент в 1959 г., она на пять лет пересеклась там с доживающим свой век Черчиллем, подавшим в 1964 г. в отставку. Тэтчер стала премьер-министром в 1979 г., через 39 лет после битвы за Британию.
Тэтчер хорошо помнила Черчилля. Под ее руководством бункер Черчилля времен войны был отреставрирован и открыт для публики. Она разделяла и взгляды Черчилля на историю XX в. Во время визита в Чехословакию в качестве премьер-министра она извинилась за действия Невилла Чемберлена. «Мы подвели вас в 1938 г., когда разрушительная политика умиротворения позволила Гитлеру покончить с вашей независимостью, – обратилась она к федеральному собранию в Праге. – Черчилль поспешил разорвать Мюнхенское соглашение, но мы до сих пор вспоминаем это со стыдом»[602].
Черчилль, чуткий к классовым отношениям в вооруженных силах, инструктировал генералов и адмиралов быть осмотрительными. Он сразу же призвал флотских командиров «особенно внимательно следить за тем, чтобы классовые предубеждения не примешивались к решениям»[603] об отборе кадетов для обучения в Военно-морском колледже в Дартмуте, и пригрозил расследованием, «если не будут предоставлены убедительные основания выбора». Однако флотские чины противились этому распоряжению, поэтому Черчилль выполнил свое обещание и лично вмешивался в ситуацию, даже встречался с некоторыми кандидатами, успешно сдавшими вступительные экзамены, однако не принятыми в колледж. «Я видел трех кандидатов, – проинформировал он адмиралов. – Действительно, у А. легкий акцент кокни, а двое других – сыновья главного старшины и инженера торгового флота. Но само предназначение вступительных экзаменов заключается в том, чтобы открыть путь к службе способным людям, независимо от их классовой принадлежности или богатства». Придя к выводу, что была допущена несправедливость, он приказал зачислить трех кандидатов на офицерские курсы. Серьезные хлопоты для человека, пытающегося вести войну и предотвратить вторжение!
Он и поступал в соответствии со своей риторикой. На борту боевого корабля «Боадицея» Черчилль исчез с мостика, где собрались высшие офицерские чины и гражданские шишки. «На какое-то время мы совершенно его потеряли, – написал отцу служивший там лейтенант, – и наконец нашли на жилой палубе, где он сидел за общим столом, болтая с кочегарами»[604].
На другом фронте классовой войны он месяцами препирался с британским военным истеблишментом из-за форменных знаков различия. Казалось бы, ерунда, но Черчилль чувствовал – и был прав, – что и этот вопрос коренится в классовой розни. Генералы заявили ему, что только именитые подразделения, где служила аристократия, получат особые наплечные знаки. Перед премьер-министром этот шаг обосновали экономическими соображениями – нехваткой шерсти для изготовления знаков или портных для того, чтобы их пришивать. Черчилль, проникшийся подозрениями и всегда стремящийся выяснить все детали, получил от министерства торговли информацию, что количество шерсти для изготовления значков для всех подразделений, включая «новые», где офицерами служили выходцы из среднего класса, относительно невелико – всего 76 500 из 7,2 млн метров ткани, расходовавшихся еженедельно. Генерал Брук, часто демонстрировавший косность ума, жаловался в дневнике: «Он ведет себя как ребенок и уже потратил много нашего времени»
