Чемодан для Спенсера - [25]

— Сахарин? — спросил Спенсер.

— Декседрин, — ответила девушка, бросая таблетку в рот и запивая ее глотком кофе.

— Нет, спасибо, — отказался Спенсер. — Кофе взбадривает меня настолько, насколько мне надо.

— Ну, а я держусь уже со вчерашнего дня. Если бы не дексики, я бы уже точно вырубилась. Мы вчера вылетели из Лос-Анджелеса специальным рейсом. Прибыли сюда буквально за несколько минут до посадки.

Девушка снова начала рыться в своей сумке, но не найдя того, что искала, в конце концов попросила у Спенсера сигарету.

— Знаете, — сказал Спенсер, — будь я на вашем месте, устроил бы хорошую взбучку вашему транспортному агенту. Ночь на спецрейсе плюс день на путь в Европу — совсем не то для начала медового месяца.

— Медовый месяц?! — девушка захохотала и поперхнулась дымом. Затем она понизила голос до доверительного шепота: — С ним?..

— Простите, — извинился Спенсер. — Я думал, вы вместе. Мне очень жаль.

— Мы и есть вместе, — сказала девушка, жадно затягиваясь, — И мне тоже очень жаль.

— Он ваш брат?

Девушка заговорщически огляделась, затем наклонилась к уху Спенсера и прошептала:

— Он мой... — она остановилась, дым выходил из ее рта вместе со словами и окутал голову Спенсера. — Извините, — сказала она, отгоняя дым в сторону. — Он мой выигрыш.

— Он ваш выигрыш?.. — недоверчиво спросил Спенсер.

— Ш-шш... — прошептала девушка, поднеся палец к губам, глаза ее сверкали озорным светом. — Вы его разбудите. — Она хихикнула, раздавив сигарету в пепельнице, и подобрала ноги под себя.

— Так он вам не...

— Нет, — сказала девушка, — он мой выигрыш, все верно. Я выиграла его в шоу “Вопросы и ответы”.

Спенсер засмеялся:

— Вы просто невозможны!

Девушка подняла руку и возвела свои большие серые глаза к небесам.

— Божья правда. Я его выиграла вместе с путешествием в Европу. Юный Дэвид Эйзенхауэр.

— Вот теперь я знаю, что вы меня надуваете. Эго не юный Дэвид.

— Конечно, нет. По-настоящему его зовут Пол Хендерсон. Я просто зову его юным Дэвидом Эйзенхауэром, потому что он такой дьявольски честный. А уж опекун! Вы не поверите. Мне попадались дедушки, которые не были так заботливы. Боже, не спи он сейчас, так сидел бы тут рядом, весь — будто лом проглотил от того, что я сижу и говорю с вами. Поэтому я его и усыпила.

— А что вы сделали: ударили его по голове тяжелой сумочкой?

— Не так грубо. Я насыпала ему в устричный суп секонал.

Спенсер зааплодировал и не удержался от смеха.

— Вы просто ходячая аптека. Пилюли на все случаи.

Девушка гордо кивнула.

— И если надо, пилюля за пилюлю!

В глубине салона стюардесса опустила экран.

— Сегодня мы смотрим, — объявил голос по интеркому, — “Планету вод” с Джэнис Франклин и Нейлом Мак-Дэвиггом.

— Господи! — устало произнесла девушка. Спенсер был польщен.

— Если вы хотите смотреть фильм, — продолжал голос, — вы найдете наушники и инструкции в кармашке на спинке кресла перед вами.

— Я не стану смотреть фильм, — сказала девушка.

— Не смотреть мы не сможем, — ответил Спенсер. — Но мы не обязаны слушать.

— Тогда не будем слушать. Зачем нам подмена? У меня есть вы.

Экран засветился. Изумрудно-зеленая вода. Мужчина в акваланге медленно плывет на камеру. Ближе. Ближе. Лицо в маске заполняет весь экран.

— Вы кое–что обо мне знаете, — сказал Спенсер. — Я знаю оба имени вашего сопровождающего. Но своего имени вы так и не назвали.

— Бернадетта, — ответила девушка. — Бернадетта Финлетгер.

Глава двадцатая

Ник Холлистер был уже на пути к своей машине, готовый отправиться в аэропорт и перехватить рейс на Париж, когда услышал телефонный звонок. Он помедлил и, охваченный чувством неминуемой беды, вернулся назад в дом.

Это был Мэхон с известием о переменах, произошедших в последнюю минуту. У Холлистера внутри все обмякло.

Санчон, искусный и деликатный вор, ждал в Париже с дубликатом чемодана Спенсера. Он должен был подменить его, когда багаж начнут выгружать из самолета, забрав чемодан с плутонием и оставив на его месте такой же с балластом. Человек Эмбоа тоже был в Париже, ожидая в аэропорту, когда можно будет принять контрабанду, переложить в свой дипломатический багаж и отбыть на рандеву с куратором официальной переписки. Все было подготовлено для передачи в Париже. Но багаж был на пути в Рим.

Холлистер повесил трубку и тяжело облокотился на стол, с трудом дыша и тупо мотая головой, как боксер, получивший слишком много ударов и повисший на канатах ринга. На карте были жизни жены и дочери. А его рассудок был парализован, неспособен выдать новую мысль. Он заколотил кулаками по крышке стола, надрывные проклятия глухим эхом отдавались в доме. Мозг панически метался среди туманных и незначительных альтернатив.

Он мог позвонить в Штаты похитителям и предложить больше, чем им платит Эмбоа. Но они даже не будут его слушать.

Он мог полететь и освободить заложников сам. Но даже если у него хватит сил ворваться в дом у озера, будет слишком поздно.

Он мог известить местную полицию. Но если будет предпринята такая попытка, — первым, кто умрет, будут его жена и дочь.

Он мог прилететь в Рим и убить Эмбоа. Но и это не изменит судьбы его семьи. Эмбоа — единственный, кто может отсрочить исполнение приговора.