Чем я хуже? - [64]

— Не-а, — покачал головой Алексей Валентинович. — Этого я ни описывать, ни рисовать не буду.

— Не понял? — вскинул брови майор. — Вы же сами хотели поделиться этими сведениями.

— Хотел, — кивнул и улыбнулся Максимов. — Но писать и рисовать — не буду.

— Объясните, — строго попросил майор.

— Да шучу я, — радостно засмеялся Алексей Валентинович, снимая многодневное напряжение и радуясь, что ему поверили. — Просто, чтобы не терять времени, я уже все, что помнил, и описал, и начертил еще в Харькове. Я ведь был на больничном, потом в отпуске. Днем жена на работе, а я вспоминаю и на бумагу переношу. Так-то, товарищ майор госбезопасности. Все у меня уже готово.

— И где это все?

— В Москву я везти побоялся: мало ли, что в дороге произойдет? Вдруг украдут? Зачем рисковать?

— Спрятали в Харькове?

— Не совсем. Отдал на хранение одному знакомому Нефедову человеку, который ни во что не посвящен. По оговоренному сигналу, он отнесет документы в оговоренное место.

— Какой сигнал?

— Простой. В газете «Известия» нужно разместить на последней странице заметку, о награждении доярки Серафимы Пупыркиной из села Хацапетовки орденом Ленина за рекордные надои молока. Подробности в заметку можете добавить любые. Главное: село Хацапетовка, доярка Серафима Пупыркина, орден Ленина за рекордные надои молока. Записали? — обратился Алексей Валентинович к писарю. (Тот, молча, кивнул). После того, как номер газеты выйдет, в течение нескольких дней в диспетчерскую милиции Харькова должна поступить телефонограмма для капитана Жеглова. Когда вы сообщите мне текст этой телефонограммы, я вам скажу, где лежат документы.

— К чему такие сложности? — спросил Колодяжный.

— Во-первых, чтобы документы не попали в чужие руки. Во-вторых, чтобы к вам в рукине попал человек, который мне совершенно в темную помогает. Я просто по-человечески не хочу, чтобы его арестовали, заставили, как вот сейчас заставлял меня следователь Веселенький, признаться в шпионаже и посадили или расстреляли.

— А этому своему человеку вы полностью доверяете? Вы уверены, что документы не пропадут или не попадут к нашим врагам?

— Пожалуйста, товарищ майор госбезопасности, не нужно меня больше расспрашивать об этом человеке. Я сделал, как сделал, и убежден, что все пройдет удачно.

— А содержание телефонограммы для капитана Жеглова вы не сообщаете, чтобы мы вам не сказали, что она уже получена заранее и не задержали вашего помощника во время доставки документов?

— Сразу видно опытного чекиста, — кивнул Алексей Валентинович.

— Кстати, — сменил тему майор. — Могу вас слегка порадовать. Вы все говорите: «Следователь Веселенький, следователь Веселенький…». Я так понимаю, теплых чувств вы к нему не испытываете.

— Более чем не испытываю, — кивнул Алексей Валентинович.

— Ну, так он больше не следователь, не сержант госбезопасности и даже не сотрудник НКВД. Он теперь арестант в нашем же ведомстве.

— Ясно. Вполне логично. Товарищ майор госбезопасности, а вы можете помочь мне выполнить мое обещание?

— Какое?

— На последнем допросе у Веселенького, когда он в очередной раз настоятельно убеждал меня сознаться в шпионаже на пользу Германии, я ему пообещал, что он в карцере пробудет в два раза больше времени, чем я.

— Вы просите посадить Веселенького в карцер? — ухмыльнулся Колодяжный.

— Если можно, — застенчиво улыбнулся в ответ Алексей Валентинович. — Хотя, исходя из моих и его размеров, ему в том «пенале» будет совсем не так мучительно, как мне.

— Хорошо, Алексей Валентинович, мы исполним эту вашу скромную просьбу. Веселенький с его незаурядной тупостью карцера вполне заслуживает. Если бы не ваша случайная встреча с Михаилом Ивановичем… — покачал головой Колодяжный.

— А еще просьбу можно? — спросил Алексей Валентинович.

— Еще кого-нибудь наказать?

— Да, нет, — покачал головой уже Алексей Валентинович. — Совсем, даже наоборот. Я так думаю, в Харькове по моему делу арестовали многих людей. Вы же, товарищ майор госбезопасности, теперь сами понимаете, что ни я, ни они никакие не шпионы. Их можно освободить?

— О жене беспокоитесь?

— И о ней в том числе. Хотя она жена и не моя, а Нефедова. Но я ее довольно хорошо узнал за две совместно прожитые недели. Клавдия Николаевна хороший и добрый человек, как у нас говорят, «без дерьма в душе и дули в кармане». И она действительно предана своей советской Родине. Или вы все еще сомневаетесь, не шпион ли я?

— Лично я — не сомневаюсь. Но не я все решаю. Хорошо, Алексей Валентинович, я передам вашу просьбу руководству. Кстати, а кого вы думаете, кроме жены Нефедова, еще по вашему делу арестовали?

— Как я понял Веселенького — соседа снизу, Лебедева Сергея — точно. Остальных — не знаю. Могу предположить, что взяли и кого-нибудь из соседей по коммуналке и кого-нибудь с завода. Да мало ли. Может, даже и товарищей по детской колонии зацепили. Зачем этим людям за знакомство со мной жизнь калечить?

— Вы у нас такой жалостливый?

— Да, не особо. Просто люблю справедливость. И не приемлю зряшную жестокость.

— А ваш помощник, который хранит документы, не мог тоже к нам попасть? Как вы думаете?

— Думаю, вряд ли. Мы с ним не были близко знакомы.