Чем я хуже? - [53]
— Звучит все красиво, но совершенно голословно. Ладно. Я честно выслушал ваши так называемые доводы. Ничего, опровергающего мое убеждение в вашей работе на германскую разведку я не услышал. Продолжим. Зачем вам понадобился Судоплатов? Какое у вас к нему задание?
— Вы и Судоплатова уже в германские шпионы записали? Е-мое!
— А почему бы и нет? Вы же шли к нему. Почему именно к нему?
— Просто, он у нас, в будущем, числится в довольно адекватных высокопоставленных работниках НКВД. И я надеялся, что Судоплатов более внимательно и справедливо отнесется и ко мне, и моему письму, чем кто-либо другой. Думал, что сперва я пообщаюсь с кем-нибудь из его отдела, они отчитаются выше и материал обо мне дойдет до Судоплатова. Но, меня направили к вам, а вы ведь даже не хотите ни в чем разбираться. Шпион и все! Я уверен, вы ничего не проверяли по поводу банкета у Молотова. А ведь это просто стопроцентное доказательство моей истории. Если, конечно, вы не причисляете к германским шпионам и самого Иосифа Виссарионовича.
— Я уже вас просил не упоминать! — снова повысил голос Веселенький.
— Я это помню. Но ведь этот банкет — мое самое неопровержимое доказательство. С фотографией товарища Сталина и его тостом. Все остальное вы ведь в расчет вообще принимать не желаете. По-вашему, японцы даже позволили Жукову разгромить свою группировку, лишь бы помочь мне доказать свою будущность. Вам не кажется это еще более неправдоподобным, чем то, что я из будущего?
— Оба Лебедева, и отец, и сын, — спокойным утверждающим тоном произнес Веселенький, — признали, что вы работаете вместе с ними на германскую разведку. Мы уже знаем всех членов вашей группы. Но в ваших собственных интересах перечислить их самолично еще раз. Этим вы сможете изрядно облегчить свою участь.
— О-о-о, гражданин сержант. Как же с вами трудно. Вообще ничего слышать не хотите. Я уже молчу о пользе для страны, молчу о своей участи. Но о себе вы подумали? Если вы из меня выбьете признание в этом треклятом шпионстве — сильно ваша судьба не изменится. Будет очередная совершенно липовая шпионская сеть. Текучка, так сказать. Будничная рутина. Но, если я говорю правду, и факты это подтверждают? Вы перемены в своей судьбе представляете? Вы же настоящим, без дураков, героем станете. Не «спустили» в шпионы, а доказали неопровержимыми фактами мое знание будущего на пользу стране, народу и лично товарищу Сталину. Вас ведь наверх вознесут и отблагодарят по самое не могу. Подумайте об этом и все-таки перепроверьте мои факты. Неужели, это так трудно?
— Да, нечего здесь проверять! Совершенно нечего. Вы шпион, которого германская разведка хотела таким замысловатым нестандартным способом внедрить в руководство Советского Союза или для теракта в отношении, возможно, даже самого товарища Сталина; или для проталкивания вредительских политических решений во внешней и внутренней политике и в области разработки вооружения. Все известные мне в вашем отношении факты указывают именно на это. Кстати, вашу шпионскую деятельность подтвердила даже ваша жена.
— Да у вас, говорят, и телеграфный столб сознаться может. Между прочим, насчет признания Клавы, я вам, извините, ни капельки не верю. Хоть она мне, имею в виду сознание, и не жена вовсе, но за почти две недели я ее характер довольно-таки хорошо узнал. Не могла она меня оговорить. Я за это ручаюсь. Скорее всего, вы это просто выдумали. Как говорят блатные: на понт меня берете. Сомневаюсь, что за пару дней ее смогли запугать или запытать до такой степени.
— Ваше право сомневаться, Нефедов. С кем из Лебедевых вы познакомились первым?
— Если вы спрашиваете обо мне, как о пришельце из будущего, Максимове, то самого профессора я вообще в глаза не видел. Его же сына, Сергея, первый раз встретил… На следующий день после того, как из больницы вышел… Значит — 19 августа. А еще через пару дней я вмешался в их конфликт с новым соседом и познакомился с женой профессора, не знаю даже, как ее зовут. Когда с ними познакомился
