Чем я хуже? - [32]

Лебедева встала из-за стола, вынула из глубины резного буфета несколько банок разных консервов с разноцветными этикетками и, смущаясь, протянула соседу:

— Вот, Саша, возьмите, сами покушаете и Клаву угостите.

— Да, что вы! — отвел ее руки «Саша». — За обед — спасибо, а это уже лишнее. Я ведь не за еду за вас вступился, а по совести.

— Да, я понимаю, — не стала настаивать профессорша. — Извините, Саша. Не обижайтесь.

— Да, я и не обижаюсь. Только продукты и деньги — поберегите. Вам еще самим понадобятся. Я так понимаю, вы не работаете — домохозяйка, а Сергей — студент.

— Да, — грустно подтвердила профессорша.

— Ну, ничего — не будет хватать денег — устроитесь куда-нибудь на работу — люди везде требуются. А ты, Сергей, лучше институт не бросай — доучись, если не попрут тебя всякие перестраховщики. Инженером все-таки быть лучше, чем простым шофером, как я. И зовите, если помощь понадобится. Не стесняйтесь.

Перед уходом от Лебедевых Алексей Валентинович, как и обещал, хоть и с опозданием, но кликнул из окна заждавшихся у подводы Гундякиных.

Глава 5 Тайный сообщник

Больничный закончился и плавно, без необходимости посетить завод, перетек в тарифный отпуск. Все эти дни Алексей Валентинович, как только уходила на работу Клава, трудился, мозга своего и мозолистых рук (приобретенных) не жалея, и едва успевал спрятать результаты своей напряженной работы к ее возвращению и прибраться в комнате. На другой день после рассылки писем он купил в магазине «Канцтовары» на Пушкинской стопку ученических тетрадей в линейку, несколько альбомов для рисования, пузырек быстро расходуемых им чернил и сменные стальные перья. Ручку, карандаши, резинку и линейку — без спросу заимствовал каждый день у Клавы.

Ей он рассказывал, что в ее отсутствие гуляет по городу, читает книги и дремлет на кровати, дожидаясь возвращения памяти. Тетради постепенно заполнялись записями, а альбомы плотной бумаги формата А4 — рисунками и чертежами. Зачастую, он опять что-то вспоминал, находил в уже отложенной готовой тетради нужное место, делал ссылку, дополнял или вычеркивал и переписывал заново. В общем, трудился, как мог. Даже мозоль на указательном пальце огрубелой шоферской руки от долгого писания неудобной для него тонкой ручкой в неположенном месте образовалась.

Незаметно промелькнули десять дней после аварии, швы на лбу полностью затянулись, даже корочки поотваливались. Пора было доставать нитки. В районную поликлинику, помня прошлое общение с «добрым» хирургом, идти не хотелось, и Алексей Валентинович решил для этой процедуры наведаться в заводскую санчасть. В это утро они с Клавой отправились на завод вместе. Вагон, как всегда с утра, был переполнен, он долго и терпеливо стоял на каждой остановке, выпуская и впуская спешащих на работу пассажиров, противно дребезжал на ходу звонком, чего-то требуя и ругаясь, и постукивал на частых стыках. Проходную они, предъявив пропуска, прошли в этот раз без проблем в толпе прочих заводчан. Клава отправилась дорабатывать последние дни к себе в машбюро при конструкторском отделе, стуча пальцами о клавиши машинки, а Алексей Валентинович знакомой дорогой, в том числе и закоулками, показанными в прошлый раз щупленькой шутницей Настей, добрался до санчасти.

В этот раз страждущие врачебной помощи были и в большом наличии — пришлось ему подождать около часа. Уже знакомая доброжелательная Зинаида, размотав бинт, осмотрела его лоб, удовлетворительно хмыкнула и велела идти в манипуляционную (справа по коридору третья дверь) и снимать швы. Потом вернуться, забрать закрытый больничный, поставить внизу в регистратуре печать и штамп и отнести к себе в цех. Он все послушно выполнил: совершенно безболезненно избавился от ниток на лбу (разве что недолго и вполне терпимо пощипал йод, намазанный для профилактики на мелкие дырочки от стежков), забрал и дооформил больничный лист. Возле не работающего летом гардероба посмотрел на свое лицо в зеркало: в нескольких местах его широкий загорелый лоб беспорядочно бороздили помеченные йодом шрамы. И кто такой умный сказал, что шрамы украшают мужчину? Ничего красивого в них не было. Совершенно. По возможности прикрыв лоб светлым ниспадающим чубом, он отправился в цех. Спасибо все той же Зинаиде, дай бог ей здоровья, она подробно ему объяснила, как туда от санчасти добираться, чтобы опять не сойти за шпиона.

По дороге некоторые встречные с ним здоровались, иногда за руку. Он всем улыбался и коротко отвечал, от разговоров увиливал спешкой. В конторе цеха Алексей Валентинович опять попал в руки к смешливой белобрысой Насте, Палыч был «на территории». Настя приняла у него больничный и опять принялась шутить, насчет его забытой из-за аварии любви к ней и о подлой толстомясой разлучнице Клавке. Тогда он, сделав строгое лицо, напомнил ей о лопнувшей обезьянке. Хохотала не только Настя, но и еще две девушки, которым она, очевидно, пересказала бородатый для него анекдот. Девчата настойчиво предлагали задержаться, попить с ними чайку и подождать Палыча, но Алексей Валентинович сослался на еще неважное самочувствие и ушел (а Палычу — привет и огромное спасибо за переданную через Клаву зарплату; 2-го сентября, как закончится отпуск, ждите).