Чем я хуже? - [21]
— Фу-у-у, Санька! Как тебе только не стыдно мне, порядочной непорочной девушке, такое беспутное непотребство рассказывать?
— А я тебя сразу предупреждал, порядочная ты наша. Сама пристала. Шпингалет с косичкой. Веди, давай!
В медсанчасти завода народа в коридорах не было не то, что в районной поликлинике. В этот раз Алексей Валентинович решил пойти на прием уже не к хирургу, а к терапевту.
— Ладно, Настя, — сказал он перед дверью кабинета, — спасибо, что довела. Дальше я сам, беги в цех.
— Давай лучше, я тебя здесь подожду. А то ты еще дорогу обратно на проходную не найдешь, опять тебя кто-нибудь за шпиона примет.
— Как хочешь, Настя, если подождешь и проводишь, — спасибо.
В кабинете сидела за столом и что-то писала только одна пожилая крупнотелая женщина в белом халате и повязанной косынке. Врач? Медсестра?
— Добрый день, — осторожно, боясь опять нарваться на грубость, поздоровался Алексей Валентинович, — можно?
— Заходи, милок, заходи, — приветливо позвала женщина. — Присаживайся. Что у тебя?
— Да вот, — подал Алексей Валентинович свои бумаги и присел на стул. — Из районной поликлиники меня выгнали, сказали идти в заводскую санчасть. Я только не знаю, мне к вам или к хирургу?
— Сейчас разберемся, милок, разберемся… — терапевт стала внимательно изучать документы. — Так ты шофер у нас? У Палыча работаешь?
— Да.
— В автомобильную аварию попал… Сотрясение мозга… Амнезия… Швы на голове… Из больницы выписали с рекомендацией отдохнуть… Восстановление памяти возможно… Так ты что, Нефедов, действительно ничего не помнишь?
— Я не помню знакомых мне людей и что со мной раньше происходило. События не помню. Но, почему-то, помню общее: слова, разные понятия, арифметику помню, книги. Задачи на сообразительность мне психиатр давал решать. Все решил. А вот жену собственную не узнал. Друга своего, с которым с детства знаком, а теперь вместе работаю — тоже.
— Они тут советуют тебя полностью переэкзаменовать перед допуском к автомобилю. Ты что и ездить совсем разучился?
— Когда после аварии очнулся — кабину своей полуторки оглядывал, как в первый раз. Вот, допустим, рычаг переключения передач вижу, а куда какую передачу втыкать — догадываюсь, но сколько их — не помню.
— Ладно. Погоди. Не знаю даже, что с тобой делать, — врачиха подтянула к себе стоящий на углу стола телефон; отыскала, ведя пальцем сверху вниз по списку, достанному из верхнего ящика стола, нужный номер, и четыре раза прокрутила диск. — Ало! Транспортный? Мне вашего начальника нужно. Палыча. Из санчасти звоню. Что? Ну, так найдите. Я подожду. Скажите: срочно. Насчет его шофера. Нефедова Александра. Хорошо, я не кладу.
Полная врачиха, продолжая держать трубку возле уха, снова принялась изучать бумаги Нефедова.
— Ало! Палыч? Не узнаешь? Богатой буду. Зинаида из санчасти. Да. Нефедов тут твой ко мне подошел. Не знаю, что с ним и делать. Понимаешь, по той выписке, что ему в больнице выдали, у меня нет оснований ему больничный лист оформлять. Физически он здоров. Отмечают только амнезию. Причем, странную какую-то амнезию. Забыл только своих знакомых и свою жизнь. А, допустим, арифметику, помнит. Как автомобиль водить — забыл, а прочитанные книги, сам сказал: помнит. В больнице, конечно, молодцы. С себя всю ответственность сняли, а мне рекомендуют дать ему отдохнуть. Еще и путевку в здравницу рекомендуют по профсоюзной линии выделить. На каком основании я его от работы освобожу? Хорошо, жду.
Врачиха положила трубку:
— Сейчас, милок, Палыч подскочит. С ним и решим, что с тобой делать.
Минут через пятнадцать белая дверь кабинета резко распахнулась и впустила невысокого кругленького мужичка в грязной спецовке поверх полувоенных бридж, заправленных в испачканные черным маслом сапоги. Нагрудные карманы спецовки оттопыривались какими-то бумагами, авторучками, карандашами и прочими крайне необходимыми ему в руководящем процессе вещами.
— Ну, что, Сашка, живой — резвым колобком подкатился он к «Сашке» и крепко пожал ему руку. — Здорово, Зин, — кивнул, улыбнувшись полной врачихе. Потом схватил еще один стул и со стуком бросил его к столу напротив своего шофера. Сел, как упал.
— Так что, Зинаида, у тебя, я понял, нет оснований выписывать ему больничный?
— Нет.
— А ты, Сашка, я понял, забыл, как водить полуторку. Так?
— Так. Забыл. Я и вас не помню. Догадываюсь, конечно, что вы — начальник транспортного цеха по фамилии Торяник, которого все уважают и называют «Палычем». Но, не помню. Я и жену свою Клаву не узнал, когда она в больницу ко мне пришла. И Кольку Гурина, с которым, как он сам рассказал, я много лет дружил еще в колонии. И соседей по квартире. Я даже не помню, как примусом пользоваться и бритвой бриться. Слово примус помню, понимаю, что оно обозначает, а как им пользоваться — нет.
— Да-а, Сашка, странная у тебя какая-то потеря памяти получается… Тут помнишь, тут не помнишь…
— Психиатр, который приезжал в больницу меня обследовать, тоже удивлялся. Но сказал, что психика человека изучена не до конца и всякое, мол, бывает. Там, — «Сашка» кивнул на бумаги перед врачихой, — и его заключение есть, мне его отдали. Гляньте сами.
