Человеку нужен лебедь - [9]
— Теперь не убежишь.
Покарай жалобно заскулил. Потом взвыл, бешено ворочаясь в вещмешке. Притих на секунду и разразился сумасшедшим лаем.
Нефед махнул рукой на вечерянку, вытряхнул наружу пса и, боясь с кем-либо встретиться, малохожеными тропами ушел в поселок.
Утром на работу Нефед Буханько пришел с Покараем. Любители послушать его рассказы о новых достоинствах Покарая собрались вокруг. Нефед молчал, раскладывая слесарный инструмент.
— Ну как, Нефед Артемыч, брал Покарая на охоту? — не скрывая насмешки, поинтересовался один из охотников.
— Вчера были с ним на утрянке. Работает хорошо… да больно уж черный, — Нефед кивнул на уснувшего под верстаком Покарая. — Нигде его не спрячешь. Придется маскхалат для него шить. Вот ведь как природа покарала собаку. Ум есть, учится хорошо, а черноту не спрячешь, — и Нефед Буханько с сожалением развел руками.
ВО ЛЬДАХ
Каждый день я с неослабной тревогой слежу за любой тучкой с норд-веста, слушаю все сводки погоды из Москвы и Астрахани, звоню на метеостанцию, узнаю ближние и дальние прогнозы. Вечерами хожу к старику Железнову.
На вид ему не больше сорока лет, а я помню, еще до войны, году в тридцать седьмом, празднично отмечали пятидесятилетие Григория Антоновича Железнова. Общее собрание собирали, подарки вручали, поздравление от наркома зачитывали. Железнов крепок здоровьем, вынослив. Зимой прошлого года привезли на рыбокомбинат компрессор, при разгрузке грузчики уронили в полынью поршень. Пытались зацепить его баграми, опускали крючья, якоря — ничего не получилось. Лезть в воду никто не решался: холодно, мороз трескучий.
О беде узнал Григорий Антонович, пришел, молча разделся и полез с тросом в полынью. Деталь вытащили…
Сейчас старик переживает, думает и он о будущей погоде, а поди-ка определи это, если он спокойно улыбается, спокойно интересуется:
— Где мороз, куда он дошел?
— В Саратове.
— Хорошо; значит, придет к нам в самый раз. Так что не тревожься.
А как не тревожиться?
Зима в Прикаспии наступает по-настоящему в середине декабря. После ноябрьских туманов, таких густых, что за метр от себя не различаешь строений, выпадают обильные дожди, после них из степей начинают дуть северо-западные ветры. И с каждым днем норд-вест все холоднее и холоднее, по утрам начинает подмораживать. На степных буграх осенние зеленя, тронутые утренниками, становятся хрупкими, как тонкое стекло, на протоках застывает такой же хрупкий ледок у берегов.
На взморье собираются в неисчислимые стаи перелетные, с ильменей улетают сизые цапли и журавли; выпи перестают бухать на болотах, хотя их еще много, очень много.
От устья Волги до Терека в камышовых крепях готовится к зимней спячке уже лохматый енот.
Зайца еще надо искать в степи, да и лисьи выводки бродят еще далеко от поселков и ферм, наводя страх на жирующих посреди обильных зеленей дроф.
В садах появляются стайки куропаток. Любители красной дичи видят деревья, обронившие багровые и золотые листья, и с грустью вспоминают вечерние тяги вальдшнепов.
С больших и малых огородов давно все убрано и свезено в хранилища, затихли до весны поливные двигатели, перестали махать крыльями ветряные мельницы-насосы. На совхозных полях смолкли тракторы. Скирды сена почти все перекочевали к фермам и кошарам. Рачительный председатель колхоза проверил прикопку винограда, ладится начать работу в теплицах. Рыбаки приготовились к подледному лову.
Степь холодает с каждым днем, с каждым часом. И вот утром нахмурится небо, опустится, но редко когда снег выпадет днем. Обычно с вечера вдруг засверкают особенно ярко звезды, и в полночь еще светится белой дорогой Млечный Путь, а к утру уже у камышовых заборов и саманных завалинок небольшие сугробы и по улицам метет колкая поземка.
Первый мороз жесткий, скует льдом взморье. Под лед устремятся рыбьи косяки, а за ними — тюлени! В этот день самая лучшая охота на них: зверь нестреляный, непуганый — подпускает близко. В году такой один день, другого через год дождешься, вот и беспокоимся мы с Григорием Антоновичем, придется ли он на воскресенье?..
Нет, как ни говорите, а нам все-таки везет. В субботу заволокло небо серо-черными тучами, стал срываться снежок, потянуло с севера стужей, и в ночь ударил мороз. Утро выдалось тихое, чего еще лучше? Нас трое; кроме Железнова еще Семен Карпов — самый лучший охотник на тюленей. Старик просит его:
— Ты не гони, успеем.
Семен плечист, небольшого роста, движения быстрые, ловок и вынослив. Нет ему равных, когда он едет на санках-чунках. Со стороны смотреть — никакой силы не вкладывает, когда громами упирается в лед, а мчится так, что не на всякой лошади его догонишь. Железнов тоже ездит хорошо, а я только недавно научился. До войны первая зима была с ледоставом, во вторую льда почти не было — на чунках ездить некуда было, все под рукой было: и взморье и протоки. Каспий начал отступать — ни одной зимы не довелось провести на Каспии, вот и пришлось учиться уже после войны. И казалось все проще простого. Становись на колени на санки и отталкивайся громами ото льда, как палками на лыжах. Сделаешь так, а чунки на скользком льду то в одну, то в другую сторону виляют, — значит, силу не равную прикладываешь с каждой стороны. Вот так и виляешь то туда, то сюда, без практики километр в час проедешь и из сил выбьешься, уж лучше лямкой тащить санки. Так и приходилось, впряжешься и везешь, вместо того чтобы груз везти и самому ехать.
