Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - [83]

– Просто на Руперта сейчас столько свалилось, – извиняясь, сказала Тегги. – Его так волнует война. Ведь он же служил в армии и теперь чувствует, что должен быть там. Опять же и дела заботят: среди саудовских арабов и кувейтцев было много держателей лошадей.

– Миленький домик, – произнес Лизандер, восхищаясь желтым камнем-плитняком, коврами и огромным масляным портретом пушистого черного Лабрадора.

– Когда здесь спокойно, – ответила Тегги. Вопли усиливались.

– А ты меня не волнуешь. Я позвоню Эстер Рантцен, чтобы ты наделал ей детей. Я только и живу от одного скандала в газетах до другого. И неудивительно, что я такая раздражительная. Эшли вообще говорит, что я нуждаюсь в терапии.

– Ты нуждаешься в поясе целомудрия, – завопил Руперт. – У тебя всегда было то, что ты хотела.

– И у тебя тоже, особенно женщины.

– Во всяком случае – не с тех пор, как я с Тегги, и ты знаешь это.

– Да она тебе не верит ни на грош. Вот почему она (ха-ха, черт побери) все время тащится за тобой. Чтобы ты всегда был в поле ее зрения. Ведь пока ты не женился на ней, я за тобой следила.

Заткнув руками уши, Тегги убежала назад в кухню.

– Заткнись! – Руперт встряхнул Табиту, как крысу. – На этот раз ты ошиблась, зашла слишком далеко. Можешь убираться жить к твоей матери. А я продам Френки, Сорель и Бисквита.

Это было все равно, что приложить раскаленную кочергу к спине Табиты.

– Ты не посмеешь, – истерично всхлипнула она. – Я обращусь в Общество охраны животных. Ты же пообещал, что Бисквит будет здесь до конца своих дней. Ты же обещал!

И она яростно забарабанила кулачками по груди Руперта.

– Если ты еще хоть раз увидишься с этим маленьким волосатым чудовищем, я выгоню Бисквита, или он окажется заграницей на консервном заводе.

Руперт всегда считал, что в конторе должно быть два выхода, так в прежние дни он сбегал от надоевших женщин, а теперь от утомивших его собственных дочерей.

– Ублюдок! – крикнула Табита через дверь, ведущую наверх.

Лизандер виновато вскочил и ввалился в контору в то время, как Руперт открыл вторую дверь. Лицо его было бесстрастным, хотя глаза еще сверкали.

– Так на чем мы остановились? – дружески сказал он. – Ах да, ты хотел скакать за меня.

Схватив трубку, он позвонил в конюшню:

– Диззи, дорогая, как там Мейтрер?

Лизандер мог бы услышать, как Диззи выкрикивает что-то неодобрительное, но он был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.

Лошади, поблескивая в сумерках звездочками и заклепками, высовывали головы из загонов и покачивали ими от удовольствия, видя, как конюхи насыпают в ясли овес с орехами. Мейтрер, симпатичный гнедой с белыми полумесяцами под глазами, не очень обрадовался тому, что его ужин задерживается.

– Осторожнее, он быстрый, как молния, – пробормотала Диззи, словно упрекая босса. – И еще он может укусить. А остановить его чертовски тяжело.

– А никто тебя и не спрашивает, – проворчал Руперт, подталкивая Лизандера вперед.

– Да я уже давно езжу, – сказал Лизандер, собирая поводья.

– Но ведь не на моих же лошадях, – Руперт придержал стремя, пока Лизандер не вскинул длинное бедро на спину Мейтрера.

– Прощай, белый свет, – захихикал он.

Среди обнаженных деревьев Пенскомба драгоценной сеткой для волос горели огни.

– Это прекрасная лошадь, Руперт, – произнес он, отъезжая.

– Почему ты посадил его на Мейтрера? – в бешенстве спросила Диззи. – Он же всего лишь мальчик, милый мальчик.

– Вот и надо превратить его в мужчину.

Накричавшись вволю в своей комнате, Табита, удивленная тем, что даже Тегти, которую она на самом деле обожала, не пришла успокаивать ее, прекратила плакать. Она не могла вернуться в «Багли-холл». Ей запрещено видеться с Эшли, и она уже никогда не ощутит покалываний его бороды. Правда, ей хотелось бы, чтобы он почаще мылся, но он даже дезодоранты презирал, утверждая, что кожа сама должна дышать.

Выглянув в окно, она увидела отца и Диззи, неторопливо идущих по универсальному треку, тянущемуся на полторы мили по полям Руперта. Они шли за всадником – о, Господи, да это же Мейтрер! Ни одна другая лошадь не выступала с такой поражающей грацией и чистотой. Таб схватила бинокль. Она не могла разглядеть наездника, но держался он великолепно. Она еще никогда не видела, чтобы всадник так естественно сливался с лошадью. Словно Мейтрер танцует с Фредом Эстером.

В «благодарность» за это порочный гнедой принялся ужасно взбрыкивать. Наездник ухватился за гриву, но не шелохнулся в седле, затем повернул лошадь, направляя ее на освещенную прожекторами дорожку, к первому барьеру. Мейтрер прижал уши. Он дал посыл слишком близко. Мейтрер собирался остановиться. Таб в ужасе сжала бинокль. На такой скорости наездник неминуемо убьется. Но Мейтрер совершил удивительный кошачий прыжок и величественно поплыл в воздухе.

Ноги вбиты в стремена, бедра сжаты, вот наездник уже над следующим барьером, его тело красиво изогнуто – и он уже исчезает за вершиной холма.

Сбежавшая к финишу Диззи забыла и о холоде, и о секущих снежинках и, увидев появившегося из-за поворота Лизандера, облегченно вскрикнула. Подлетев к последнему барьеру, Лизандер бросил поводья и, смеясь, воздел руки к небу; Мейтрер поднял верх барьера, задев ногой о березовые жерди. Лизандер соскочил с лошади, на секунду забыв все: и ярость Руперта, и перерасходы, и отсутствие работы, и даже Китти.