Человек в движении - [102]
Господин Петерсон выразил большой интерес к разработанной нами совместно с Управлением молочной промышленности Канады программе, согласно которой полноценные в физическом отношении дети должны проходить специальный курс по ознакомлению с потенциальными возможностями инвалидов и узнавать о тех преградах, которые нам приходится преодолевать в обществе. Идеальным вариантом могло быть включение такого курса в программы начальных школ по всей стране, чтобы у здоровых ребят и у их сверстников-инвалидов появилось больше возможностей общаться. Если мы хотим добиться прогресса в этом отношении, то соответствующая подготовка должна начинаться именно в этом возрасте, когда только начинает складываться восприятие действительности у тех, кому в дальнейшем предстоит определять облик страны.
Эта часть нашего турне не нашла широкого отражения в средствах массовой информации. («Вы все испортили, Рик, — написала мне одна женщина из провинции Нова-Скотиа; она сама была прикована к креслу-каталке. — Вы ничем другим не занимаетесь, кроме как пытаетесь собрать деньги».)
Но это вовсе не соответствовало действительности. К сожалению, когда речь заходила о нашем турне, средства массовой информации проявляли гораздо больший интерес к внешней стороне дела, нежели к сути.
Достучаться до людских сердец, вызвать у них внимание и озабоченность никогда не бывает легким делом. И потом существует столько разных терминов, столько всяких определений. Порою мне самому было трудно всех их запомнить. Кто я? «Физически неполноценный» человек? Или, может быть, какой-то «особенный»? «Увечный»? «Покалеченный»? А может быть, я «инвалид»? Или «калека»? Или просто «убогий»?
Люди путаются во всех этих названиях. Куда легче давать деньги. Вы делаете свой взнос, потом следите за газетами и смотрите телевизор, видите, как программа по сбору средств набирает силу, и испытываете удовлетворение от того, что вы сделали.
Но денежные пожертвования сами по себе не способны мобилизовать общественное мнение. Я знал людей, которые в течение многих лет трудились ради благородных целей и вносили денежные пожертвования, и при этом их подлинное соучастие ничуть не усилилось. Однако умение сопереживать и лучше понимать других неизбежно способствует осознанию необходимости сбора денежных средств, а также того, что с помощью этих средств может быть сделано.
О’кей! — скажете вы, дай нам четкое определение понятия «озабоченность».
Для нас, участников турне «Человек в движении», чувство озабоченности являлось тем катализатором, который подвигал людей на добрые дела, помогал устранять барьеры — как реально существующие, так и те, что возникали из устоявшихся представлений.
Мы старались нести миссию пробудителей общественного сознания, пытались помочь людям понять, что у каждого инвалида независимо от его недуга — будь то потеря конечности, зрения, частичного или полного паралича — есть свои надежды и мечты. И в этом смысле моя мечта объехать вокруг земного шара на кресле-каталке была ничуть не значительнее мечты какого-нибудь другого инвалида, пытающегося одолеть долгий путь от больничной койки до кресла-каталки с электроприводом и таким образом обрести бо́льшую независимость в жизни.
Я вовсе не пытался представить себя в виде некой модели поведения в физическом отношении для всех прочих инвалидов. Подобное намерение с моей стороны было бы неправильным. Своим примером мы хотели показать, что все инвалиды должны каждый день бороться ради достижения права на нормальную жизнь и что в таком случае, как доказал наш пробег, могут произойти удивительные вещи, стоит только преодолеть преграды.
Проявление озабоченности вовсе не распространяется только на людей с травмами спинного мозга. Если в каком-нибудь городе нет ни одного инвалида в кресле-каталке, но зато в нем имеется десяток слепых, нет никакой необходимости пристраивать скаты к тротуарам. В этом случае надо сделать что-нибудь ради облегчения тягот слепоты.
И вот тут-то, как мне кажется, надо кое-что разъяснить.
Моя инвалидность заключается в том, что я не могу пользоваться ногами. Моя неполноценность заключается в вашем негативном восприятии моей инвалидности, а значит, и меня самого.
А турне тем временем продолжалось. В деревнях, больших и малых городах вокруг нас собирались такие толпы, какие мы не могли себе даже вообразить. В Бельвиле, в провинции Онтарио, мы миновали 20 тысяч миль — это был последний значительный рубеж до финиша. Отныне и далее основным мерилом пути стали границы провинций — а их оставалось всего четыре! В городке Напани тысячи людей мокли в ожидании под дождем, и это только чтобы поприветствовать нас. Мы словно превратились в снежный ком, мчащийся вниз по склону и с каждым новым оборотом собирающий все больше зрителей и представителей прессы.
Должно быть, не менее ста тысяч людей вышли встретить нас на улицы Торонто, и еще тысяч десять собрались на прием под открытым небом на площади Натана Филлипса. Глядя на обращенные ко мне лица, я не мог не вспомнить о Терри и, конечно же, подумал: а что бы испытывал он, если бы оказался сейчас на моем месте? До того как наше пребывание в Торонто подошло к концу, мы приняли участие в транслировавшейся на всю страну телевизионной передаче о присуждении наград «Джуно» вместе со звездой рок-н-ролла Брайаном Адамсом (он вручил награду группе «Ханимун суит» как лучшей группе года) и присутствовали на двух крупных мероприятиях по сбору пожертвований: на обеде для приглашенных в штаб-квартире компании «Макдональд’с», где стоимость пригласительного билета составляла 5 тысяч долларов на пару и где хозяевами были премьер-министр провинции Онтарио Дэвид Петерсон, достопочтенный Джон Эйрд и Джон Кохон, а также на другом званом приеме, устроенном в честь турне «Человек в движении», где стоимость одной порции составляла 200 долларов, гости должны были быть в черных галстуках и таковых набралось тысяча пятьсот человек. На этот прием пришли Дэвид Фостер и Джон Парр — здесь-то я наконец с ним и встретился, — а с собой они прихватили запись оркестровки к «Огням святого Эльма», под которую они и исполнили эту песню во всю мощь своего таланта.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.