Человек со шрамом - [5]

— Что вы делали в Цеханове?

— Свез туда двух боровов и на сахарном заводе взял жом. Сахарную свеклу я сдал еще на прошлой неделе.

— Что же вы весь день с утра до вечера потратили на этот жом?

— Да нет, — согласился Феликсяк.

— Когда вы приехали в Недзбож, к Ольшевскому?

— Еще засветло, часов около пяти.

— Долго же вам пришлось его уговаривать вместе пахать.

Крестьянин усмехнулся:

— Сами понимаете, сержант: я двух боровов продал, надо было это дело обмыть.

— С Ольшевским?

— Он мой родственник. Со стороны жены. Засиделся я у них, а тут и ночь на носу.

— По дороге вы кого-нибудь встречали?

— На шоссе много кого встречал. Всех и не запомнил. А вот как миновал Черухов, пожалуй, никого уж больше и не встретил.

— «Пожалуй» или никого? Ведь на этой дороге всегда большое движение.

— Ей-богу, не знаю, — искренне признался Феликсяк. — Конь мой дорогу сам найдет, а меня сморило маленько. Проснулся я, когда телега въехала на мостовую в Недзбоже.

— А от Недзбожа до Грабениц вы тоже спали?

— Не спал, но никого не встретил. Слышал только, как кто-то проехал на мотоцикле. Тихо было и слыхать далеко.

— Ас какой стороны?

— Словно бы в Лебки кто-то-ехал.

— От Грабениц?

— Пожалуй, что так, шум мотора как бы удалялся. Когда я подъехал к деревне, уже не слышно было.

Сержант Хшановский снова направился к дверям. Толпа любопытных терпеливо ждала. Никто не уходил спать.

— Кто-нибудь из жителей Грабениц ездил сегодня к вечеру на мотоцикле?

— Я ездил, — молодой человек встал в полосе света, падавшего из открытых дверей.

— Когда и к кому?

— К одной девушке из Чарноцинка.

— Когда вернулся?

— Около восьми я был дома. Отец может подтвердить.

— Конечно, могу. Он был дома, пан начальник, — отозвался кто-то в толпе.

— А вы, Феликсяк, слышали шум мотоцикла около восьми?

— Нет, часом позже. В восемь я еще был у Ольшевского. Я это хорошо помню, мы с ним как раз слушали последние известия. А уехал я после «Новостей спорта». Ну и потом я ведь слышал шум мотора со стороны Лебков. А дорога на Чарноцинек гораздо дальше, южнее. Там сразу начинается лес, и мотоцикла не было бы слышно.

Сверкнули фары. Минуту спустя перед магазином остановилась «варшава». Из нее вышел поручик Левандовский, за ним — врач из Цеханова, два милиционера из следственной группы, фотограф и дактилоскопист с аппаратами.

Поручик, войдя в магазин, осмотрелся по сторонам и выслушал рапорт сержанта. Врач склонился над погибшей.

— Две пули, — констатировал он, — одна, видимо, пробила левое предсердие. Мгновенная смерть. Остальное я смогу сказать только после вскрытия. Умерла она между восемью и девятью вечера.

— Почему вы не проследили, сержант, — негодовал поручик, — чтобы сюда никто не входил и ничего не трогал? Теперь вот ищи ветра в поле.

— О преступлении мне стало известно лишь без десяти двенадцать. Я тотчас же передал сообщение в уездное отделение милиции и поехал в Малые Грабеницы. Но преступление было совершено около девяти часов. Гражданин Феликсяк установил факт преступления именно в это время. Он дал знать старосте. Народ сбежался спасать Михаляк, и лишь позже, убедившись, что продавщица мертва, староста поехал уведомить меня о случившемся.

— Значит, мне тут делать нечего, — заметил дактилоскопист.

— В таком случае единственное, что я могу, — сделать фотографию убитой и магазина, — добавил фотограф.

— Хорошо, — согласился поручик Левандовский. — Сейчас мы лишь составим краткий протокол и опечатаем магазин. Завтра, вернее сегодня утром, приедет «неотложка» и заберет тело. Я тоже приеду и прослушаю еще раз показания старосты, его жены, гражданина Феликсяка. И может быть, еще кого-нибудь — там видно будет. Скажите, сержант, тем людям у магазина, чтоб расходились по домам. Если же кто-то что-то хочет сообщить, пусть явится к девяти часам в дом старосты. В его доме я буду проводить следствие. Вас, сержант, мне тоже хотелось бы увидеть там.

— Слушаюсь!

Сержант вышел на улицу и передал распоряжение поручика. Люди стали медленно расходиться.

— Где жила Антонина Михаляк? — спросил поручик Левандовский.

— Она жила одна, — пояснил староста, которого сержант попросил задержаться, — Когда строили магазин, то наверху оборудовали маленькую однокомнатную квартирку. Там Михаляк и жила. И для покупателей так оказалось удобнее, и для нее. Человек она была добрый, и, если кто-то опаздывал, открывала лавку и обслуживала покупателя.

— Эти бумаги валялись на полу возле убитой?

— Да, — подтвердил староста. — Мы перенесли ее на скамью, а жена собрала с полу бумаги и положила на прилавок, чтобы все было в целости.

Поручик понимал: бесполезно объяснять свидетелю, что никто не должен прикасаться к убитой и к документам и что своими действиями они очень осложнили работу следствия. Поэтому он молча просматривал бумаги. Там были кассовые чеки за проданные товары и заполненный бланк денежного счета. На нем стояла сумма: сорок семь тысяч восемьсот злотых. И ниже пометка: «Выручка магазина за период с 18 по 25 сентября».

— Такая большая выручка? — удивился офицер.

— Магазин получил недавно минеральные удобрения. А кроме того, привезли еще цемент и уголь. У людей после уборки урожая появились деньги, каждый спешил закупить все необходимое. Поэтому за последнюю неделю и набралось столько денег. Обычно выручка куда меньше.