Человек с яйцом - [4]

Тема рода любопытна в том смысле, что, исследуя ее, можно понять генезис некоторых, по-видимому, передающихся по наследству особенностей характера нашего героя. «Глубинную родственную связь» между потомками и предками можно воспринимать как всего лишь фигуральную, но, кажется, это было бы умалением ее значимости. Проханов, являющий нам эталон человека, испытывающего чувство единства со своим этносом, безусловно, не мог обзавестись этим инстинктом в его случае основным — сам по себе, он именно что передавался из поколения в поколение, как инфекция.

Составление прохановского генеалогического древа — задача любопытная, но каверзная. В силу религиозных — сектантских — особенностей родового уклада материнские и отцовские корни переплелись задолго до знакомства родителей Проханова. На переплетении разных ветвей вырастали странные орхидеи.

Мы еще увидим в творчестве Проханова множество так называемых галлюциногенных деревьев, но первым из тех, на которые следует обратить внимание, будет вот это, генеалогическое — раз уж оно навевает Александру Андреевичу сны о бородинских ополченцах из «Войны и мира». Во всяком случае, мне доводилось слышать от него, что генетически он произошел от героев толстовского романа — доказать это, разумеется, невозможно, но он «чувствует», что «за пращурами был кто-то еще, вне родословной, имевший сходство с ополченцами из толстовской эпохи. Именно в ополченцах, встретивших Пьера на дороге под Можайском, узнавались мои дальние, безымянные предки».

Эта литературность происхождения сразу привлекает внимание: некоторым образом Проханов створожился из словесного молока, произошел из того синкретичного состояния литературы и действительности, когда невозможно до конца различить, чем правда отличается от вымысла.

В каком-то смысле лучшим пантеоном прохановских предков является «Бородинская панорама».

Пращуром, то есть наиболее далекой фигурой прохановского рода, которая может быть персонифицирована с минимально допустимой точностью, считается его прапрапрадед Иван Антонович Фефелов (который, впрочем, с равной вероятностью мог быть Прохановым или Мазаевым, но, скорее всего, никакого паспорта и фамилии у него попросту не было) — харизматичный крепостной крестьянин откуда-то из южных деревень Тамбовской губернии. А надо сказать, что примерно в начале XIX века односельчане этого Ивана, наслушавшись, по-видимому, немецких проповедников, стали сектантами-молоканами — отказались почитать обрядовые книги, православные иконы и ритуальные одеяния православных священнослужителей. Никаких документальных свидетельств о том, что именно там происходило, не сохранилось; остается полагаться исключительно на родовую память самого Проханова, который задним числом предполагает, что то было не столько протестантство, сколько нечто близкое к язычеству, «доправославное ощущение бога, мира, воды, жизни, смерти». «При своем возникновении, — пишет историк Л. Н. Митрохин, — дореформенные секты были тончайшими, капиллярными нитями связаны с народным духом, с мужицким разумением и часто примитивно, косноязычно выдвигали идеи, составлявшие гордость „высокой“ религиозной мысли Запада. При этом, однако, исходные воззрения не переплавлялись в формализованные теологические системы». Как бы там ни было, местные власти отнеслись к еретикам крайне негативно: крестьян насильно сгоняли в православные церкви, проверяли в домах наличие икон и тестировали на лояльность РПЦ. Полумифический Иван вынужден был стать ересиархом деревенской общины. Неизвестно, оставил бы этот человек свой след в мировой истории или нет, если бы не событие, произошедшее в Германии примерно за год до его рождения. Дело в том, что именно в 1807 году немецкий писатель И. Г. Юнг-Штиллинг (1740–1817) рассчитал, что в 1836 году произойдет Второе Пришествие Христа. Те, кто «отмечен печатью», в течение двадцати лет, с 1816 по 1836 год, должны были сознательно готовиться к этому визиту, в частности переселяться поближе к горе Арарат, где и будет функционировать тысячелетнее «царство спасенных», новая земля обетованная. Юнг-штиллинговские мистические сочинения пользовались в молоканской среде, связанной с немецким протестантизмом, исключительной популярностью. Проповедники переквалифицировались в пророки и пошли смущать народ; к концу 20-х годов прорицатели добрались до Тамбовской губерниии и рассказали о немецких расчетах тамошним молоканам. «Сначала по этим деревням шли ропоты, брожения, и кончилось тем, что ночью все они проснулись, встали, запрягли лошадей в телеги, снесли иконы к порогу поповского дома — не стали их жечь, портить. Погрузили на эти телеги детей, скарб и ушли». Это произошло в начале 1830-х. Словно Луна, отколовшаяся от Земли, молоканская деревня вылетела в открытый космос; этот поступок и образ будет занесен в наследственную родовую память участников той экспедиции.

Под руководством пращура Александра Андреевича деревня принялась кочевать на юг — пока не оказалась за Кавказским хребтом, на землях сегодняшнего Азербайджана, в Шемахинском и Ленкоранском уездах Бакинской губернии. На том месте, где решено было угнездиться, никто не жил, поэтому этнических конфликтов не предвиделось. Колония религиозных иммигрантов была названа Ивановкой — опять же в честь прохановского пращура.