Человек с тремя именами - [67]

Так с той ночи и повелось. Где-то между десятью и двенадцатью к командному пункту неизменно подъезжал Петров, на вид нисколько не утомленный дневными трудами (отведенная в Эль-Пардо пехота Одиннадцатой усиленно занималась подготовкой к будущим сражениям, он, как инспектор, руководил этим), но всегда веселый бодрый, обязательно со своей торбой, и проводил с Беловым бессонные, периодически перебиваемые телефонным жужжанием ночи за сваренным Милошем кофе. Лишь перед утром он отбывал «соснуть часок-другой до начала учения».

К концу сидения у моста Сан-Фернандо Петров, вместо того чтобы удалиться к рассвету, объявил, что сегодня дождется генерала. «Моториста» и охрана еще спали, не было слышно и шевеления телефонистов внизу, когда у входа прошуршало «пежо» комбрига, и он сам, свежевыбритый, распространяющий запах одеколона, возник, опираясь на свою трость, в проеме двери и, обнаружив постороннего, на секунду остановился, но, узнав Петрова, вошел в комнату. Не высказав ни удивления, ни особой радости, он за руку поздоровался с ним и с Беловым, хмуро отметив, что накурено сегодня на командном пункте, будто в пивной. Чубатый полковник никак не реагировал на скромный прием, но сразу же приступил к делу.

— Ты, конечно, уже знаешь, какие в интербригада должны произойти перемены,— начал он, пока сонный небритый Лягутт убирал со стола.— Я имею в виду перегруппировку по языковому признаку.

— Все пока в стадии предварительных суждений.

— В том-то и соль, что вчера все окончательно решилось.

— Не может быть. Даже поздно ночью Горев ничего не знал.

— Вопрос этот в компетенции не военных, а коминтерновских товарищей. Его рассматривали: Луис, Марти, Баймлер, Галло и наш Степанов.

— Со дня на день должна подойти еще и Тринадцатая. Хоть бы ее подождали. По слухам, там самая путаница с языками.

— Ее хотели дождаться, но вчера, в обед, узнали, что она в Мадрид не прибудет. На правительственном уровне решили направить ее под Теруэль. Всех немцев объединяют в Одиннадцатой, другими словами, батальон Тельмана у тебя забирают...

— Что? — вскричал Лукач.— Не на того напали! Чтобы я отдал лучший батальон?!. Не бывать этому!..

— Оба же французских батальона остаются на местах, пока не будет сформировано, по крайней мере, еще два. Тогда думают все пять объединить во французской бригаде,— как бы не слыша крика, продолжал Петров.

— Без меня меня женили! — горячился Лукач.— Если честно руководствоваться языковым принципом, разве не бессмыслица получается? У меня их три: венгерский, русский и немецкий, но я совсем не владею итальянским и французским. Венгерский же не из самых распространенных в мире. Но если я, так или иначе, говорю на двух остальных, не ясно ли, что в Двенадцатой нужно объединить немцев и славян?

— Славяне у тебя и остаются: к двум имеющимся ротам прибавляется целый польский батальон. И что касается гарибальдийцев, то это самый многочисленный батальон и очень боевой. И состоит он из добровольцев, и в нем, после немцев, самая большая прослойка коммунистов. Как же ты можешь протестовать против них? Давай лучше так: ты не говорил, я не слышал. А то неловко выходит...

Лукач перевел взгляд с Петрова на улыбающегося Белова и вдруг сам заразительно рассмеялся.

— Надо же... Недаром говорится: конь о четырех ногах и то спотыкается. Ведь все, что ты сказал, я с двадцати лет, кажется, не хуже тебя усвоил. Но спасибо, что напомнил мне начала политграмоты, мы командуем не солдатами, а людьми, да еще лучшими из лучших, они бросились на помощь испанцам по зову сердца... Но уж очень жаль с Ренном расставаться...

— Должен тебя еще об одной вещи предупредить,— переменил тон Петров.— Вместе с домбровцами к тебе переведен и я, все в том же качестве — инспектором пехоты. Как ты на это смотришь?

— Что ж. Добро пожаловать. Кем ты у нас определишься, смотри сам. Инспектор пехоты, мне кажется, слишком академично, скорее для мирного времени. У тебя за спиной академия Фрунзе как-никак.

— Куда поставишь, там и буду работать,— заявил Петров, наливая три рюмки, одна из которых предназначалась Алеше.— На этом и чокнемся.— Он поднял рюмку.— За наше нелицеприятное согласие и за успешное продолжение королевской охоты!.. Это, знаете ли, когда поляки шли в первый бой за Каса-де-Кампо и сбили плохо закрепившийся табор марокканцев, покойный ныне Антек Коханек, командир батальона, узнав, как переводится название парка, пустил по своему штабу фляжку, предварительно подняв ее и выпив за удачу в королевской охоте, не помню точно, как оно по-польски, что-то вроде «крулевске полованье»...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В новогоднюю ночь рассредоточенные батальоны Двенадцатой интербригады в начатом с темнотой марше далеко в горах за древним городом Гвадалахарой заняли каждый по селению, захватив пленных и трофеи. Однако эта первая с июля 1936 года, когда определилось территориальное преимущество правительства, республиканская победа (дивизия Модесто заняла Серро-де-лос-Анхелеа позднее) не принесла почестей ни планировавшему операцию советнику бригады Фрицу, ни проводившему ее Лукачу со штабом, как и никому из победителей. К этому времени решение не публиковать ничего об участии в сражениях иностранных волонтеров уже действовало, причем интербригадовцы поняли его смысл и согласились с такой необходимостью.