Человек с тремя именами - [66]

Сутки проходили за сутками, и быт на командном пункте бригады сам собою налаживался. У Белова (уже ко второму утреннему приезду командира бригады с ночевки) была готова рапортичка, составленная на основании ночных переговоров с комбатами и присланных ими накануне справок. В ней начальник штаба обязан был отразить даже самое малое изменение позиций, замеченное перемещение неприятельских огневых точек или живой силы, а также потери убитыми и ранеными и точно — наличный состав. Поскольку в штабе бригады говорили на пяти языках, среди которых преобладал не слишком правильный русский, то он неизбежно подвергался своеобразному обогащению. Так, никто уже не употреблял слово «грузовик», с Альбасете его заменило французское «камион», так же как и без того нерусское «мотоциклист» было вытеснено более коротким и звучным «моториста». Утренний беловский «рапорт» превратился во французское «эффектив», но с русским окончанием множественного числа. Именно эффективы эти вызвали неожиданное возражение Лукача.

— Вот что, товарищ Белов. Не сердись на меня, пожалуйста, но все же перепиши-ка мне эту штуку на другой лад. Я не сомневаюсь в абсолютном соответствия этих цифр с действительностью. Но ты какой-то чудак, честное слово, вроде Алеши или этого самого Лягутта. Предположим, я подпишу эту бумагу, наш сархенто помчит ее на «харлее» и вручит Клеберу. Начальник штаба сектора перенесет твои данные в свою цидулку и отправит в штаб Центрального фронта. Что же будет дальше? Эффективы Двенадцатой после лобовой атаки на Паласете сократились почти на четверть. Завтра эти сведения узнают в интендантстве, и послезавтра все виды довольствия бригады будут сокращены на столько же, а еще на сутки позже Никита получит соответственно меньше хлеба, мяса, бобов, сахару, вина, сигарет и всего прочего, а Севилю срежут боепитание. Ты скажешь: прекрасно, так и должно быть, мы люди честные. Но что же получится? Мы с тобой не сегодня-завтра ждем первое подкрепление в пятьсот человек. Предположим, оно явится послезавтра. Ты сможешь включить их в эффективы лишь послезавтра утром. Тогда питание на них поступит на четвертый день. Чем же ты собираешься трое суток кормить их? И как ты в бой пошлешь и по скольку патронов прикажешь выдать на брата? Помню, когда я был военным комендантом в Балаклаве, моя хозяйка там постоянно пела! «Что нам думать о завтрашнем дне?» Так вот, думай, пожалуйста, о завтрашнем дне.

Уже в первый же вечер после отъезда Лукача на рекогносцировку к сторожке, не зажигая фар, подъехала большая черная машина, почти сливающаяся с наступившей ночью. Из нее легко выскочил крепкий человек тоже в черной кожаной куртке, различимый во мраке только благодаря седеющему чубу, выбивающемуся из-под фуражки. Он взволнованно спросил по-русски у часового, здесь ли находится товарищ Белов. Ничего не поняв, Фернандо условным стуком в стекло вызвал Алешу.

— Вы по-русски говорите? — торопливо спросил приезжий.— Да? Тогда скажите, где мне искать товарища Белова? Командующий сектором подсказал мне, что его где-то здесь, у моста, можно найти.

Бдительный Алеша вежливо попросил незнакомца предъявить документ и, повернув его к свету, падающему из окна, увидел испанский пропуск, выданный инспектору пехоты Одиннадцатой бригады коронелю Петрову. Козырнув кулаком, Алеша открыл и придержал дверь в сторожку. Петров быстро переступил высокий порог, толкнул вторую дверь направо и бросился к устало горбившемуся за столом Белову. Тот повернул голову, на секунду застыл, но тут же вскочил и кинулся к вошедшему. Обняв друг друга, они с минуту простояли неподвижно, потом разжали руки, словно не веря глазам, посмотрели один на другого и снова обнялись.

— Алеша, я думаю будить Лягутта незачем, но, может быть, ты бы согласился сварить нам по чашечке кофе,— в сослагательном наклонении и даже несколько заискивающе произнес Белов.— Товарищ Петров — мой старый и верный друг. Мы и сюда ехали вместе, только в Альбасете нас, так сказать, развели...

— Постой, постой, молодой человек,— вмешался Петров.— Ты лучше сходи к машине и скажи шоферу, его имя Милош, чтоб он поскорее тащил сюда мою торбу. В ней кое-чего и к кофе найдется, да и сварит его Милош лучше тебя. Ты кто?

Алеша не понял. Помог Белов:

— Русский он, представь. Из Парижа.

— Видишь, русский да еще из Парижа,— подхватил Петров.— А мой Милош из Сараева. Почти турок. Его кофе лучше константинопольского.

Милош, оказавшийся великаном, с очень красивым румяным юношеским лицом и огромными ручищами, на одной из которых не хватало большого пальца, снял со спиртовки котелок огнедышащего кофе и водрузил его рядом с накромсанными тесаком ломтями хлеба и кусищами колбасы. После этого он удалился стеречь машину, причем, выходя, словно охотничье ружье, опять закинул за спину ручной пулемет неизвестной Алеше системы.

Счастливые друзья пригласили и его к столу. Выпили по чашке кофе, закусывая, как водку, колбасой. И Петров, вполне неожиданно обнаружив знакомство с русской поэзией, процитировал: «Мы не скифы, нам смешно, други, пьянствовать бесчинно». И долго еще все трое крохотными глоточками допивали свой кофе и нещадно курили.