Человек с синдромом дна - [11]

Шрифт
Интервал

Дорожки расходятся их.
Не надо мне денег и славы!
Мне просто не хочется жить.
И горькую терпкую «Яву»
Я начал зачем-то курить.
Губами коричневый фильтр
Я мучил в отсутствии чувств.
И ты становилась как клитор
(и все остальное) на вкус.
Я трубы курю, задыхаясь
Отравой дымов заводских.
И только тебя выдыхаю
Обратно из легких своих.
Удушливой жаркой надеждой
Однажды меня обдало.
«Как-будто все будет как прежде», —
Шептал мне шальной дьяволок.
И эта алхимия плоти
И похоти запах хмельной
В магической некой работе
Сошлись и явились Тобой.
Ты снова вернулась Иная —
Не девочка, но Госпожа.
И холод хлыста постигая,
Я снова тебя ублажал.
Ни рабское тлеянье дрожи,
Ни этот морозный оргазм.
А ту Самую Невозможность,
Известную только богам.
Не ту безнадежную бездну,
Что стала утробой твоей.
Что ей человечая нежность?
Что ненависть вечная ей?
Хайль русской кровавой Волге
Русалок, лубочных Ванд!
А логика — смерть в иголке,
Как Вещь-в-Себе, а не в Вас.
…Не Вечное Возвращенье,
А глупый клубок лубка.
Бог мертв. А убить Кощея —
Ивана ищи, Дурака!
Хаос — Христос понятий,
Пришедший себя распять.
Но даже Хаос распятый —
Это Хаос опять.
Хаос закрывает доступ
К своей интернет сети.
Но снова оплачен хостинг
Кем-то из ПРО-ПА-СТИ.
Англичанина Холмса.
В кокаиновый холм
Воткни утонченным носом
Стодолларовый кокон.
Как пух в Аду Одуванчик,
Хаос превращу в пыльцу.
Я просто твой мертвый мальчик.
Ты знаешь, мне смерть к лицу.
Тебя ласкают живые,
В масках, в перчатках кож.
Живые всегда чужие.
А ад на тебя похож.
В своих мазохищничеств Хаос
Мою беззащитную жизнь
Утаскиваешь, насыщая
Свой эк-зи-сте-ци-фашизм.
Над опытом пыток Фон Мазох
Единственный сделал мазок,
С тех пор мой истерзанный разум
О прочем и мыслить не мог.
Ты — Хаос. Ничто Нигилизма.
Ты Аннигиляций Итог.
Холодная Девочка Лида —
Ты вся Диктатура Ничто.
Ты прячешь в своем садо-мазо
Изысканный аскетизм.
Ты равно страшна и прекрасна,
Когда имитируешь жизнь.
Ты мне словно-бы понарошку
Себя позволяла любить.
Я стал дорогие сережки
И деньги большие дарить.
Лю-би мои бри-ли-ли-анты.
Я буду есть плесневый хлеб.
Я выбритый наголо ангел —
Посажен на несколько лет.
Я вышел из камер химеры
К шикарной Венере в Мехах.
Но хохот твоих кавалеров
Я снова услышал впотьмах.
Осенние чувства осели,
Как крылья распятых стрекоз.
В твоей безотказной постели
Дымился Дахао-ХаОс.
Я твой Чик-Атилло, Отелло,
Твой кич в молчаливой ночи.
Палачик, я вышел на мокрое дело.
Дрожи, госпожа и молчи!
Дрожа Госпожа приближалась
К дверям, и дрожа, Госпожа
Животно-утробно боялась.
Меня ли боялась, пажа?!
Ты двигалась нервно и рванно,
Как ватная куколка — в ад.
Так недо-цело-ванно странно.
Вот Ванд-де-воль-ва-ция Ванд.
Мой Вальтер, мое альтер-эго.
Я выстрелил прямо в висок.
И черною кровью, по черному снегу
Ты черный рисуешь цветок.
А тело, что так трепетало,
Исчезло, как призрак во тьме.
Возможно, что бродит в Вальгалле,
Где страсти положена смерть.
Отныне, бесчувственный идол,
Я более будто не жил.
Холодную девочку Лиду
Как-будто хаОс поглотил.
На улицах часто встречаю
Таких же безумных, как я.
С глазами, в которых остатками Кая
Дрожит Королева моя.
Проходят унылые годы
В томлении призрачной тли
С тех пор, как покинула город
Холодная Девочка Ли.
С тех пор мазохисты мозаик,
Эстеты пустых микросфер
Тоскливыми, злыми глазами
Искали тех самых Венер.
А Вы, что сейчас прочитали
Сей стих, что писался навзрыд,
А Вы никогда не встречали
Холодных тех Девочек Лид?
Испытанный Вальтер достану
Однажды. И жизни итог —
Лишь память о Лиде, лишь память.
И ловкая пуля в висок.
Так было со всеми, со всеми —
Короткий кровавый конец.
Пройдет беспощадное время —
И город забудет о ней.
Холодная Девочка Лида,
В могильной и гибельной мгле.
Холодная Девочка Лида
Когда-то жила на земле.
И если бы кто-нибудь выжил
Из тех, кто томился по ней,
Холодную Девочку Лиду
Желал бы еще холодней.

Технократический идеал

Как иные любят состояние затуманенности, я люблю состояние абсолютной трезвости, четкости сознания, того, что я называю тотальной функциональностью — оно практически недоступно и дороже всего стоит, практически недостижимый идеал. Образом, иллюстрирующим подобное состояние может быть «бог из машины», то есть, механизированное сверхсущество. Нетипичная трактовка «бога из машины», собственно, хороша, всем. Произойти от механизма, что может быть приятней, существам моего склада? Технократический идеал. Это уж куда лучше, чем быть «созданием божьим» и происходить от человека.

Тоталитарист и социальное ничто

Когда о тоталитаристе говорят, что он похититель чужой витальности, забывают, что абсолютный тоталитарист не нуждается в другом, в публике, в зрителе в принципе. Конечно, он и не энергетический вампир, ибо, обладая ресурсами, он переживает некое автономное существование — «отчуждение», перефразируя одномерных марксистов и не менее одномерных гуманистических психоаналитиков — это Идеальное, функциональное и комфортное отчуждение. И перефразируя сочиненного Калигулу — вместо — «Публика, где моя публика?», следует говорить — «Нет публики, нет проблем».


* * *

Ежели ты не разделяешь всеобщих пороков (а это здесь карается как смертный грех, ибо во всякой отстраненности видится людям намек на Осуждающую Святость), то ты, как-бы это выразиться… Должен быть несколько поглупей (они полагают это не глупостью, но благоразумием). И идти (существовать) как-бы фоном, где-то на периферии, пока «Более-Важные» Пингвины в костюмах людей занимаются своими «Более-Важными делами».


Еще от автора Алина Александровна Витухновская
9 мая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.