Человек с синдромом дна - [10]

Шрифт
Интервал


* * *

Всепрощение — это апофеоз пренебрежения, конечно. Метафизический снобизм. За что и было (если б было) распято — всезнающее безразличие.

Холодная девочка Лида

Ты куколка-вуду
Для Лиды
Усталого блуда.
Она была чудо —
Иуда.
А ты был Иисус,
Но не был объектом для чувств.
Ты стал ни к чему
Почему-то.
Но тело
В холодном дому,
Бродило,
Распято на буднях.
Ты чуял в себе
Ее хищное жало.
В дурной бесконечности
Ты обожал ее.
Дрожали Армстронгом
Джазовым стены.
Ты тоже дрожал,
Истекающий спермой.
Хрипел скарлатиново
Хаос осенний.
Ты выпал из детства
С разорванным сердцем.
Она улыбалась —
Невеста-Освенцим.
Булавкой ловкою
«LOVE —
ЯВОЛЬ» —
Пишет кровкою
Другого Его.
Убей меня, боже,
Но видеть не дай мне,
Как она гибельно улыбалась
Вышептав
Дерзко
Чужими
Губами:
«Гуд бай ми —
лый-бай-ми —
Гуд-бай-ми»…
Какие глубины Аида,
Какие обители зла
Тебя породили, о Лида?
Зачем ты пришла и ушла?
Я сущность твоих нежеланий.
Униженный женщиной паж,
Щенок, не подобранный Вами,
Не Вами, не Вами, не Ваш…
Я жить не хотел, но упрямо
Телесное длилось во мне.
Я в Бездну вгляделся, в ту саму —
ю Бездну. Но виделось мне
Не хохот клыкастый Аида,
А то Возвращенье назад.
Холодная девочка Лида —
И в Бездне, и рядом, и над.
Меж нами и нить Артемиды
Сжимается в кокон петли.
Нули меня, дикая Лида,
Не дли меня, Лида, не дли!
Декабрь, холодный как бритва,
На ясность меня обрекал.
Ту би, нот ту би. Эту битву
С любовью своей проиграл.
Судьбы моей, пошлой как «Битлз»,
Сверкнул белозубый оскал.
Я грезил о самоубийстве.
И в ванной горячей лежал.
Качались в аду эдельвейсы.
И шла девальвация LOVЕ.
И Дьявол, с повадками Элвиса Пресли,
Встречал меня, чокаясь кров —
Кой. Кроваво-умерен
Был этот вечерний прием.
Мы пили Кровавую Мэри,
И виски, и бренди, и ром.
На лапе мохнатой и черной
Мерцал изощренный узор.
И Ворон, классический Ворон
Прокаркал свое — «NEVERMORE.»
Рунических знаков читалась
Знакомая вязь — «Никогда.»
А так же — «Надежд не осталось
У всяких, входящих сюда.»
Был Дьявол гламурно-приятен,
Но парой язвительных слов
Он дал мне понять, что некстати
Я выбрал причиной любовь.
Все или Ничто — как Причина,
Мисимою меряя смысл,
Он впился как нож перочинный
В березы обрезанный визг.
Как анти-фаллический Фауст,
Антично-вели-чест-вен-но,
Он с точностью ставил диагноз.
Я падал на самое дно:
«Ты в тлеянье, ты на коленях,
Пред женщиной, жалкая тля!
Ты веянье щучьих велений,
Безволье ее, вуаля!
Миледи обратной медали,
Паденья одной стороны.
О, все эти Лиды — лишь лже-идеалы.
И все эти Лиды равны.
Гляди же, влагалищно-хищно
Тебя вампирично пленит
Кто? Женщина?! Сущность, что рыщет
По миру, чтоб множить подвид.
Дурманит бесцельность разврата.
И сущность богини темна.
Но Лида — не женщина — ибо обратна
Всей женской природе она.
Она не поддастся познанью.
Иное — в обличье людском.» —
Ответил я Дьяволу — «Это созданье
Не женщина!» «И о таком
Я слышал.» — задумчиво Дьявол
Ответил. И долго молчал.
А после промолвил — «По нраву
Тогда мне такой идеал!
Она — порожденье Аида,
Глядит Моно Лизою Зла.
Холодная Девочка Лида —
Возможность тревожных жела…
В ней грех человеческой плоти
Щелкунчиком Ницше хрустел.
В ее напомаженный ротик
Я тоже бы впиться хотел.
Мне ведомо это явленье —
Отряд дьяволических див,
Постигших Мир как Преступленье
И ждущих гностический взрыв.
Вы антиматерия в коже,
В тюрьматрице, в неглиже.
Казанская тьма истекала, о боже,
В болотно-христьянском броже…
Вы демоны анти-идеи,
Враги человеческой тли.
Вы флейт крысоловских прекрасные феи,
Вы мглистые Галлы Дали.
Диджействует смерть-канарейка,
Как огненный Вагнер Канар.
Сжигает элиту профанного рейха
Языческий алый пожар.
Взрываются башни безбашенно.
Вой кровью Нью-Йорка, орк!
Как дикторша о-ша-ра-шен-но
В рашен-экраны врет!
О, это не неофиты
Каких-то таинственных сект!
Холодные девочки Лиды
Играют финальный сет.
Таких как она, мир количеств
Калечит нещадно. Крик
Их плотско-животно кичевый.
Клади его под язык.
Таких как она, мир неона
Не жаждет реинкарна
Такую Лиду Омона
Омоном прострелят на…
Таких моделей мадоновых
Рафаэлевый Раф пленит.
Они как русские омены,
Ада Апартеид.
Они есть враги Демиурга,
Они — отрицанье Христа.
За гибелью Кали, в конце Кали-Юги
Их будет не более ста.
Но сотня наденет доспехи
И ринется в праведный бой.
И мир, превратившись в кровавое эхо,
И их унесет за собой»…
«Гла-мур-на, гла-мур-на, гла-мур-на —
Мгла-мур-на-гла-мур-ная мгла.»
«Амурно, а-мур-но, а-мур-но» —
Мурлыкал в усы из угла
Следящий за мною огромный,
Но скромный достаточно Кот.
«Я умер?» — спросил я. — «О, ровно,
О ровно наоборот!»
И Лида мне голосом лживым,
Каким-то дурным дежавю
Шептала: «Вы живы, вы живы!
Я думала, не доживу.»
Поток истерически-жалкий
Отчаянно искренних слез
Привлек со шприцом санитарку
И аминазиновых доз.
А доктор стерильный-стерильный
Меня с медсестрой материл.
Из смерти, из тьмы, истерии
В ненужную жизнь возвратил.
Воскрес как Иисус, но распята
Той пагубной страстью душа —
«Мне, доктор, обратно не надо!
Мне, доктор и смерть хороша!»
Он вышвырнул властной рукою
Меня за больничный порог,
Где все расцветало весною,
Которой я видеть не мог.
Мне липкого счастья не надо,
Улиточной слизи людской!
Я шел бы по Дантевским адам,
А Лида бы шла по Тверской.
Мы шли бы убийственно мимо,
Как две, всем известных прямых,
И в том примирительном Риме

Еще от автора Алина Александровна Витухновская
9 мая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнь и любовь (сборник)

Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.


Барашек с площади Вогезов

Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.


Живописец теней

Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.


Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!


Преподавательница: Первый учебный год

Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.


Любовь. Футбол. Сознание.

Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.