Моя благородная Целестина, вся въ слезахъ, любящими руками уцѣпилась за меня и клялась, что она охотно, даже съ величайшей радостью, готова быть моей, не имѣй я даже во всемъ свѣтѣ ни одного эхо. Но этого не могло случиться, — насъ оторвали другъ отъ друга, — ее, чтобы она медленно исчахла въ теченіе года, — меня, чтобы я одиноко влачился по длинному и тяжелому жизненному пути, ежедневно, ежечасно моля объ избавленіи, которое должно опять соединить насъ тамъ, въ небесахъ. А теперь, милостивый государь, не угодно-ли вамъ взглянуть на карты и планы въ моемъ портфелѣ и я положительно могу уступить вамъ эхо дешевле всякаго другого. Вотъ это, напримѣръ, которое моему дядѣ тридцать лѣтъ тому назадъ стоило десять долларовъ и которое является однимъ изъ прекраснѣйшихъ въ Техасѣ, я вамъ продамъ за…
— Виноватъ, одну минуту, — сказалъ я. — Другъ мой, у меня отъ разныхъ афишеровъ и факторовъ сегодня не было ни минуты покоя. Я купилъ швейную машину, которая мнѣ не нужна, я купилъ географическую карту, полную ошибокъ; я купилъ часы, которые не желаютъ ходить; я купилъ отраву для моли, которая имъ, однако, нравится лучше всякой другой нищи; я купилъ безсчетное количество всякихъ безполезныхъ изобрѣтеній и пока съ меня довольно всѣхъ этихъ глупостей. Мнѣ не надо ни одного изъ вашихъ эхо даже въ подарокъ. Я взбѣшенъ на всякаго, кто мнѣ только предлагаетъ купить что-нибудь. Видите-ли вы это ружье? Соберите же ваши планы и поспѣшите убраться; не доводите дѣло до кровопролитія.
Онъ, однако, только улыбнулся, — это была меланхолическая, нѣжная улыбка — и вынулъ новые планы. Вы знаете эту исторію: разъ вы открыли двери фактору, вы всегда окажетесь побѣжденнымъ.
Послѣ часового спора мы сошлись въ цѣнѣ. Я купилъ два двухствольныхъ эхо въ хорошемъ состояніи; третье я получилъ въ придачу, такъ какъ его трудно было продать, въ виду того, что оно говорило только по нѣмецки.
— Когда-то оно говорило на всѣхъ языкахъ, — пояснилъ онъ — но какимъ-то образомъ впослѣдствіи потеряло часть своей разговорчивой способности…
1896
