Человек с двойным дном - [77]

— Они пишут, что наш военачальник армянин! Нужно этих купчишек проучить!

Мне взаимная армяно-грузинская нелюбовь не в новинку. С детства слышал в тбилисском дворе презрительное «грязные армяшки». Своими глазами видел кровавые схватки грузинских и армянских мальчишек. Неоднократно присутствовал при драках на трибунах тбилисского стадиона во время баталий между грузинскими и армянскими командами. Советские газеты с удовольствием расписывают побоища на стадионах Англии, Испании, Южной Америки. Об отечественных умалчивают. А они, хотя бы закавказские, по накалу страстей не уступают уругвайским. Наш тбилисский сосед, армянин, полетел в Ереван переживать за местную команду, встречающуюся с тбилисским «Динамо». Вернулся печальный, на лице кровоподтеки. Выигрыш грузин закончился чем-то несусветным. Болельщики избили их, разнесли попавшуюся под руки машину артиста тбилисской филармонии, гастролировавшего по Армении, нещадно поколотили тбилисских армян. Те орали: — Мы приехали болеть вместе с вами!..

Ереванцы злорадно:

— Почему же вы живете в Тбилиси?

И уж совсем мелочь. Инженер Гия Хундадзе провозглашает тост за грузинских женщин, осушает рог красного вина и заканчивает разговор:

— Никогда не женюсь на армянке!

— А если красавица? Если полюбишь?

— Я армянку полюбить органически не способен!

Сложен закавказский клубок. Грузины презирают азербайджанцев и враждуют с армянами. Армяне не терпят их и азербайджанцев. По Тбилиси гуляет анекдот:

«— Если мы тебя выберем мэром города, что ты сделаешь? — спрашивают армянина.

— В первую очередь выселю из Тбилиси всех русских.

— Ах, какой молодец! Ну а потом что сделаешь?

— Выселю из города всех армян.

— Ах, какой молодец! Ну а потом что сделаешь?

— Выселю из города греков, курдов, азербайджанцев.

— Ах, какой молодец! Ну а потом что сделаешь?

— Потом уеду и сброшу на Тбилиси одну большую атомную бомбу!»

А на черноморском побережье бунтуют абхазцы. Сидячие забастовки устраивают в Сухуми у здания обкома партии. Сто тысяч коренного населения в Абхазской автономной республике, входящей в состав Грузии.

— Какая-то горстка! — сердятся грузины, — и подавай им самостоятельность.

Так и вас же, щени чери ме, по сравнению с русскими не больше!

За много тысяч километров от Грузии — Башкирия, Но и здешняя суровая уральская зима не может охладить пыла националистов. В 1964 году поэты Шафиков и Гарипов затаскивают меня в Уфе в ресторан:

— Зачем ты перевел книгу Сайфи Кудаша?

— ?!

— Он не башкирин, а татарин, понимаешь?

— Но пишет-то по башкирски, и народный поэт Башкирии!

Физиономия Шафикова темнеет:

— Ты слушай, когда тебе говорят, не то рожу набьем! Ты в наших делах ничего не смыслишь. Заели нас татары! Куда не посмотришь, везде они!

А на страницах уфимской комсомольской газеты «Ленинец» Шафиков исправно славит дружбу народов.

И уж совсем странную разновидность национализма я обнаружил в Туркмении.

— Беда у нас! — изливается за рюмкой коньяка писатель Аннаберды 3. Новый первый секретарь ЦК партии республики родом из Мары. Теперь он всю свою область в Ашхабад перетаскивает. Повсюду близких людей сажает.

— А они что, плохие?

— Тупые. Из самого отсталого племени.

Пока что редким (а что будет дальше?) племенным национализмом заражен, бедняга.

Государственная пропаганда не жалеет средств на воспевание дружбы народов. Партийные вожди всех рангов восхваляют ее со съездовских трибун. Ею клянутся комсомольские вожаки. А в это время во Львове человек сжигает себя с возгласом:

— За самостийную Украину!

А в это время в Ереване организуется подпольная Национальная объединенная партия, ставящая задачей создание самостоятельного армянского государства. А в это время в Каунасе КГБ арестовывает литовских националистов. А в это время в лагерях Потьмы объявляют голодовку протеста против издевательств бесправные зэка — украинские, армянские, литовские националисты.

Вот она, великая туфта, великая дружба народов СССР!

Шабаши на Руси

«Бывали хуже времена,

Но не было подлей».

Николай Некрасов

Моя идея об эмиграции была встречена Майкой в штыки:

— Ни за что! Никогда! Здесь ты во имя чего-то живешь, борешься, у тебя коллекция. А что там? Ну, хорошо, я брошу родителей, брошу все, что люблю, хотя не понимаю, как буду жить без России. Мы уедем. Куда и зачем?

— Я увезу с собой картины и, пропагандируя их на Западе, помогу ребятам оттуда.

— Не смеши! Кто позволит?

— Но здесь — конец! Художники сидят по углам, о выставках почти и не заикаются, кое-кто запил. Какая борьба? О чем ты говоришь? Я даже не могу показывать коллекцию.

— Наберись терпения. Пережди.

— А на что жить?

— Пойду на любую работу. Оскар поможет. Придется голодать — продашь, в конце концов, три четыре картины.

Несколько месяцев спорили до хрипоты. Я упирал на то, что Лубянка меня не оставит в покое. Майя успокаивала:

— Ничего не добились и не добьются.

«Может она права, — размышлял я. — Отобьюсь». И, как оправившийся от нокдауна боксер, заново примерялся к противнику. Вы рассчитываете, что приду к вам покорный, с нижайшими просьбами, и тогда захомутаете. А если не просить, а требовать? И не с вас начинать поход, но так, чтобы до вас все доходило, чтобы вам стало ясно: довели до точки. Еще чуть-чуть — и предам гласности ваши гнусные предложения о дипломатах и журналистах, чем бы это ни грозило.