Человек с двойным дном - [36]
— Зачем? Во вторник опять, что ли, развешивать?
— Какой еще вторник? Ты с ума сошел!
— Да ведь они же сами сказали…
— Сказали, сказали, — передразнил он, — тебе вслух сказали одно, а мне на ухо: «Старый дурак, немедленно все убирай, не то худо будет!»
На следующее утро, приехав в горком партии на Старую площадь, я услышал от дежурного, что создана специальная группа по выставке:
— Вот телефон товарища Яковлевой.
— А пройти к ней нельзя?
— Вы же беспартийный!
Звоню. Слышу взволнованный голос:
— Товарищ Глезер! Как вам не стыдно! Что вы натворили! Вот придут рабочие прославленного Калининского района к первому секретарю райкома и упрекнут его: «Как вы дошли до жизни такой!»
— Извините! Причем тут рабочие? Они про выставку ничего не слышали, не знают и знать не хотят! А если бы даже узнали, то плевать им на нее с десятого этажа! Не прикажете, никуда они не пойдут и первого секретаря не тронут.
Яковлева почувствовала, что повела не туда, и перестроилась:
— А вы слышали, что Би-Би-Си передало, будто на вторник назначено обсуждение, но художники в этом сомневаются?
— А вы разрешите — вот и конец будет всяким сомнениям.
Несколько секунд в трубке что-то потрескивало. Наконец, чиновная дама произнесла:
— Ну ладно. Посмотрим. А пока поезжайте-ка в клуб.
Директорский кабинет жужжит, как потревоженный улей. Здесь почти в полном составе райком партии. При моем Появлении все замолкают. Ко мне подходит невысокий полный человек и качает головой:
— Что же вы со мной, товарищ Глезер, сделали! Ведь я, секретарь райкома, и понятия не имел о вашей выставке. Лицо у него расстроенное, глаза грустные. Вижу — не притворяется, искренне переживает. (Позже я узнал, что он получил выговор за отсутствие бдительности). Секретарь поворачивается к сухощавой в в строгом черном костюме женщине:
— Злата Владимировна, займитесь этим делом, а я… — он махнул рукой и направился к двери. Райкомовская свита за ним. Злата Владимировна, секретарь парторганизации завода, которому принадлежит клуб «Дружба», усаживается за директорский стол, Лидский — сбоку у телефона. Рядом со мной на диване — молодой смешливый инструктор райкома комсомола. Художники с картинами ждут в соседней комнате.
Я бодро начинаю:
— Давайте, Злата Владимировна, договоримся со Слуцким, что он будет председательствовать на дискуссии. Приедут крупные искусствоведы — Саробьянов, Каменский, Мурина…
Аскетичное лицо Златы Владимировны недвижно. Губы едва шевелятся.
— Приедут ли?
— Конечно! Сегодня же с ними поговорю…
Я воодушевляюсь. Слабая надежда на чудо вспыхивает во мне. Вдруг в кабинет заходят трое — парень и двое пожилых, видно муж с женою.
— Лев Вениаминович, — спрашивает парень, — можно выставку посмотреть?
— Какую выставку? — удивляется директор.
— Вчерашнюю.
Лидский пожимает плечами:
— У нас никакой выставки не было.
— Но я же сам ее смотрел, и вот сегодня родителей привел.
— Наверно, ошибся адресом.
Парень краснеет.
— Я пока еще не спятил. В этом клубе пять лет в самодеятельности выступаю!
— Знаешь что? Если ты спрашиваешь, была ли выставка, то я отвечаю — нет! Спорить мне с тобой некогда!
Дверь за ошарашенным семейством захлопывается. Непрерывно звонит телефон. Директор автоматически твердит:
— Не было! Не было! Не было выставки!
Появляется еще один посетитель. Идет с палкой, уверенный в себе, немного прихрамывая. Говорит вежливо, с небольшим иностранным акцентом:
— Могу ли я посмотреть выставку?
— Какую? — вновь неподдельно удивляется Лидский.
— Которая состоялась вчера.
— Да говорю же я, не было у нас выставки!
Иностранец гневно стучит палкой об пол.
— Я — корреспондент газеты «Юманите»! Вчера ее посетили мои коллеги из буржуазных газет. Опять вы закрываете выставки, идиоты! А расхлебывать нам! — Он резко поворачивается и выходит.
Злата Владимировна нервно теребит бумажку. Я снова иду в наступление:
— Уверяю вас, лучшего выхода нет! И обещанное выполним, и все на высоком уровне проведем (их языком говорю, может дойдет).
— Попробуйте, — выдавливает она.
Комсомольский инструктор глядит на меня сочувственно. Позже, выйдя со мной в коридор, он говорит, что проблема с выставкой решается не в горкоме уже, а в ЦК, и низовым работникам необходимо дотянуть до завтра — дождаться приказа.
— Может, умный дадут приказ?
Инструктор усмехается.
Наутро дома жду звонка Златы Владимировны. Проходит час за часом — молчание. Звоню в партком на завод — прячется. Наконец, поймал:
— Слуцкий и искусствоведы будут! Согласны! Что с обсуждением?
— Обсуждение отменяется!
— Что?!
— У меня нет времени объяснять!
Ах, так!
— Сегодня же вечером, когда люди придут на обсуждение, прямо на ступеньках клуба устрою пресс-конференцию для иностранных журналистов!
Через десять минут звонок. Слуцкий басит в трубку:
— Саша! Не надо скандала! Какая еще пресс-конференция? Сейчас выставку закроют, зато, когда поутихнут страсти, месяца через два-три снова откроют. Мне в горкоме твердо обещали. И дискуссию проведут!
— И вы им верите?
— Я — коммунист!
Эх, Слуцкий, Слуцкий! За утро перестроился человек! Недаром недавно эпиграмма родилась:
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.