Человек рождается дважды. Книга 3 - [5]
— Как это заберёте? — Агаев даже опешил. — Прошу извинить, Сергей Егорович, но мы тут разберёмся сами. Вы из долины? — спросил он уже спокойно и только теперь взял под козырёк.
— Был на Аркагале. Потребность в угле растёт, а шахты не обеспечивают нас топливом. Надо помогать угольщикам, — Егоров обвёл взглядом толпу и покачал головой. — Значит, плоховато живём?
— Да, гражданин начальник, с холодком, — почесал бороду Бондаренко. — Думали… да эвон как получается, — показал он на бараки.
— Хорошо получается. По-хозяйски. — Егоров подошёл к стене, потрогал мох в пазах. — Вот Ещё проконопатить, и будет тепло. — Он повернулся к Юрию. — Это правильно, что догадался забрать у дорожников.
— Да ведь Андрей Михайлович…
— Что Андрей Михайлович? Разве он не понимает? Но когда работники управления спят на столах, тут не только заворчишь.
Агаев молчал.
— Будешь почитать начальство, — а это любят все, и в том числе Андрей Михайлович, — глядишь, и для мастерских выстроишь пару домов. Вот как надо. — Егоров подошёл к Агаеву. — Пройдём по палаткам, посмотрим, как живут люди, и сразу к тебе. Тороплюсь. Видишь, как гоняюсь за тобой. — Уже у палатки оглянулся и крикнул: — Товарищ Колосов, Если не наладятся ваши взаимоотношения, звони мне лично!
— Как повернул всё. Видать, ладный мужик-то, — проговорил Бондаренко, берясь за топор. — Мудрено рассудил, вот и пойми…
ГЛАВА 2
Гаражи и жилые дома посёлка автоколонны/ разделяла речка Аркагала. Шахты и посёлок угольщиков находились за сопкой, и туда убегала дорога.
Солнце жёлтым прямоугольником ворвалось в окно, легло на половицы и заискрилось на новых ботинках Прохорова. Худой, чистенький в новом чёрном костюме, в белой сорочке он сидел неуверенно и тихо рассказывал. Колосов за письменным столом перелистывал почту.
— Да, Юрий Евгеньевич, и не думал, а вот взяли, и через десять дней уже решение тройки за подписью Гаранина. Хорошо, что удалось попасть на Утинку. Меня там как водителя знали.
— Озлобился?
— Всякое было. Работал не за деньги, не за страх, а за совесть — и вдруг на тебе. Обидно. — Прохоров задумался, поправил галстук. — Как-то на перевале лопнул карданный вал, тормозов нет, и машина пошла задом. А в кузове Ящики со спиртом… За такой груз и лагерем не отделаешься. Я на подножку — и за руль. Удастся вывернуть — моё счастье, а нет, так вместе с машиной. Только выехал из-за поворота, а на дороге машина Павлова. Не знаю, что со мной случилось, даже пот прошиб. Всё равно конец-то один, так уж, думаю, за всех. — Он вздохнул.
Юрий встал и распахнул окно. Тёплый ветер рванул занавеску.
— Неужели бы решился?
— Думал. Покажи Павлов, что испугался, или выскочи, не дрогнул бы. А он глядит сквозь стекло на меня и как бы ждёт. Не знаю, может, пожалел или испугался, но руки сами рванули руль.
— Но это было бы преступлением.
— Да ведь теперь и не понять, где преступление, где возмездие. Всё перемешалось.
— Гаранин арестован. Решения тройки отменяют, вот и тебя отпустили. Разберутся и с остальными.
Прохоров вынул коробку «Казбека» и долго рассматривал скачущего чёрного всадника. — Гаранин под конец всякую меру потерял. Даже вольных/ росчерком пера на клочке бумажки/ сажал в лагерь.
— А ты не упрощаешь, Прохоров? — недоверчиво заметил Колосов.
— Нет, взять моё дело. Вижу, освободили почти всех, а меня держат. Я самовольно в Магадан — и к прокурору. Так, мол, и так. Он — за телефон и в управление лагерей, а там в картотеке я и не числюсь. Запросили Утинку. Пришла пустая папка с карточкой, заполненной со слов. Вот и освободили. А молчи, сидел бы, пока случайно кто-нибудь не наткнулся.
— Наверное, уже надежду терял?
— Бывало и отчаивался, а больше верил, что разберутся. Гараниных и Павловых немало наплодил тридцать седьмой год. Попробуй пробиться через них. Время надобно. — Прохоров замялся и поднял насторожённые глаза. А помните Исаака Каца? Его колонизировали. Построился, выписал семью, жил мирно, тихо и дохнуть громко боялся. Вдруг сняли с колонизации — и в лагерь досиживать срок.
— Кац? Знаю, а где он теперь? — заинтересовался Юрий.
— На «Большевике». Когда направляли этапы из Оротукана в Чай-Урью, кто-то включил старика в списки для счёта. Хорошо, что об этом узнал Тыличенко, устроился на том же прииске трактористом и приспособил Исаака в кладовую гаража.
— И Вася тут? Не знал.
— Он больше в лесу. Всё такой же, как малое дитя. Кац скоро заканчивает срок, и оба вернутся в Оротукан.
Юрий припомнил, что и верно видел громадного человека в гараже на «Большевике», но Ему и в голову не пришло подойти. Надо забрать обоих к себе, решил он.
— Теперь на материк?
Прохоров оживился.
— Нет. Почитай уже десяток лет на Колыме, привык, и всё тут вроде бы своё. Приехал наниматься. Возьмёте?
— Бери любую ходовую машину хоть сейчас, — обрадовался Юрий. — А подождёшь, можно подобрать из консервации, там получше. А то иди механиком колонны.
— Нет, только за руль. В дверь постучали. Вошёл начальник колонны Кухарев.
— Прибыл бензин, две цистерны. Разрешите поднимать парк?
К гаражам из общежитий бежали водители, кое-кто уже грохотал капотами и дверками кабин. Юрий засмеялся.
Вторая книга трилогии/ продолжает рассказ об освоении колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Репрессируют первого директора Дальстроя, легендарното чекиста, ленинца Э. П. Берзина, Его сменяет на этом посту К. А. Павлов, слепо исповедующий сталинские методы руководства. Исправительно-трудовые лагеря наполняются политическими заключёнными.
Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы.
Роман «Последний фарт» повествует о начале разведки и добычи золота на Колыме, о революции и установлении там советской власти.Роман написан автором по архивным документам.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.