Юрий огляделся. Стёкла рам затягивала ледяная паутина, и в комнату Едва проникал свет холодного дня, отчего кроватка Вадика с привязанным к ней медвежонком/ казалась особенно сиротливой. Всё необходимое было собрано и уложено. Оставалось взять фотографию семьи.
Туалетный столик Колосов не трогал до последней минуты. Там было всё, как до отъезда Жени, до того как, получив телеграмму о болезни матери, она с сыном срочно выехала в Ленинград.
Новое Чай-Урьинское управление выделилось из Западного, и Его решено было обосновать в двадцати трёх километрах от посёлка Сусуман. Там, в лучшем случае, можно было рассчитывать на топчан в общежитии…
За стеной послышались быстрые шаги, распахнулась дверь. На пороге стоял подтянутый, весёлый Осепьян.
— Ты готов? Вижу, вижу! А я уже Еду в Нексикан. Надо пораньше, чтобы разобраться, принять сотрудников управления, разместить. Кури! — Он вытащил пачку папирос— Ты чего скис, дорогой? Жаль оставлять мастерские? Построим Ещё лучше.
— Да ведь больно — живое от живого.
— Завод будем строить. Настоящий завод! Чай-Урья — это шестьдесят процентов всего золота Дальстроя. Понял, дорогой? Там будет и Матвеева со своей больницей и твой друг Самсонов…
— Самсонов? Он же был в разведрайоне.
— Хорошее золото открыл. Теперь он начальник нового прииска. — Осепьян улыбнулся и взял фотографию. — Женя? А что, выглЯдит прекрасно. Пузан тоже хорош. Лихой джигит будет.
— Всё думаю, не напрасно ли отпустил Женю. Одну.
— Правильно сделал. А то бы, как Краснов, дальше Владивостока не добрался. Говорил Ему — не торопись, пусть новый начальник Дальстроя приглядится. Он ведь не только комиссар государственной безопасности, но и член правительства. Не послушал. Уж какой лютый был Павлов, и то не дал посадить Краснова, как там ни старался Зорин. А теперь Павлова нет, заболел. Пришёл эсминец, увёз — и всё! Кто будет разбираться? А тут Ещё Зорин выплыл в заместители начальника УНКВД по Дальстрою.
— Данила Артёмович, помните, как все надеялись, что смещение Ежова приведёт к изменениям. А может, с началом войны в Европе не до того? Как вы считаете?
— Мне некогда считать. Работать надо. Вон как Дальстрой размахнулся: от Восточно-Сибирского моря до Яны! Его не заслонит тень комиссара, каким бы он ни был, — Осепьян надвинул шапку на самые глаза и собрался уходить.
— Данила Артёмович, неужто вы боитесь? — удивился Юрий.
— Не боюсь, а сдерживаюсь. Понял? Словом, приезжай, а эти разговоры к чёрту. Зачем оглядываться назад, когда идёшь по скользкому брёвнышку! — И он вышел.
В Нексикан Колосов приехал ночью. Мело. Он вошёл в барак, сбросил вещи в угол, стряхнул с одежды снег и подошёл к столу, за которым сидел Осепьян.
Вокруг стола толпились люди, видимо, сотрудники нового управления.
— Бухгалтерия, Румянцев. Сколько у тебя человек? — Осепьян склонился над блокнотом.
— Девять пока.
— Занимай четыре топчана. Составишь вместе, поместишь шесть. Чего улыбаешься? Мало? Больше нет. Кто без места, посылай на прииск в командировку. Понял?
— Есть в командировку! — бухгалтер уже сдвигал топчаны.
— Производственно-технический?
— Восемь человек.
— Ничего не поделаешь, интеллигенция. Так и быть, два места!
Колосов огляделся. Слабое пламя лампы без стекла беспокойно металось по фитилю. Оно то ложилось плашмя, освещая только доски стола, то поднималось и немилосердно коптило. Устроиться бы где-нибудь на полу подальше от двери. На топчан он уже не рассчитывал.
— Механическая база, Колосов! — кричит Осепьян, поднимаясь. — Тебе нет места. Пойдём в контору, переспим на столах.
В маленькой комнатке, отгороженной досками, стоит железная печь. У окна стол и стул. У стены на полу два матраца. Это кабинет главного инженера, а пока и жильё.
— Что, не прогадал? — Осепьян поставил на стол свечу и, открыв саквояж, зашуршал свёртками. — Есть будешь?
— Нет, — Юрий разделся и лёг.
— А стакан красненького?
— Не хочу.
— Напрасно, я бы с удовольствием. Эх, как это я не догадался захватить бутылочку!
Колосов закрылся с головой. Жарко горит печь. но всё равно холодно. Из всех щелей выползают струйки мороза. Он надел шубу, валенки. Тоже нехорошо.
— Ты чего крутишься? А-аа! Женя избаловала! — Осепьян наклонился и провёл ладонями по пазам. — Да и верно тянет, но спать можно, не на улице. — Он быстро разделся и лёг под шубу. — В тридцать третьем на Утинке был пожар и сгорела вся геофизическая аппаратура. Ну и послал меня начальник управления Пемов на оленях через Якутск до Большого Невера. Месяц не раздевался. Тогда привык. — Он лёг и вздохнул. — Хороший был человек Пемов…
— Почему был? — поднял голову Колосов.
— Потому что нет Его уже. Дали срок — и в лагерь. А там долго ли…
Осепьян поднялся и подбросил в печь дрова.
— Ты знаешь, о чём я подумал? — спросил он.
— Нет.
— Завод твой представил, посёлок. Не посёлок, а город с проспектом, набережной и на перекрёстке милиционер в белых перчатках. Почему милиционер, и сам не пойму. Может, как символ порядка, законности. А? — он прислушался и подошёл к окну. — Кажется, прибывает начальство.
Юрий тоже встал. От трассы ползли два жёлтых треугольника света. Вот из темноты вынырнул угол домика, крыльцо — и машина остановилась. Из машины вылезла громоздкая фигура в тулупе. Потом поспешно выскочил парень и понёс в домик вещи.
